-Ах, миледи кажется вы меня раскусили, но здесь монета показала своё истинное лицо - свой дуализм, я далеко не уйду, но и стоять на месте не могу. Приходится выбирать. Вопрос о появлении здесь стражников, всего лишь вопрос времени. Моя ситуация полна противоречий, не так ли?
Вопросил Ульрих и чуть-чуть улыбнулся краем губ. Что-то в этой улыбке было не то, не злое и не надменное, а что-то неестественное, будто это настолько необычная эмоция, что не могла выглядеть по-настоящему от всего сердца, могло показаться, что он с трудом выдал её. В словах Ула была такая скрытая истина, знаете, такое бывает, когда вроде человек врёт, но ты чувствуешь силу его слов и знаний, как если бы перед вами стоял не обычный человек а магистр наук. Но Ульрих действительно был довольно образованным человеком, хоть и не учился нигде. Его создатель постарался на славу. Что-то в ней есть...Доброта? Не знаю, я ничего не знаю. Возможно её "благотворительность" сыграет роль и она станет моей помощницей, но выбора у меня всё равно нет, мне нужны соратники, хочу я того или нет. Подумалось гомункулу и он продолжил:
-Риск понятие относительное, я даже рискую, просто разговаривая с Вами. Это неотъемлемая часть моей жизни и моей "деятельности", к сожалению я должен мириться с этим.
Спокойный тон не выдавал его смятений внутри, он всё думал, что делать ему дальше, если всё обернётся в худшую сторону, где переночевать и вылечиться, потому что улица - не выход.

-Боюсь пока мне путь заказан в общественные места, меня уже засекли в самой отвратительной таверне, что я знаю, а значит по более благопристойным местам меня уже тоже ищут. Сейчас для меня важнее найти что-нибудь, что будет прикрывать мою шею, иначе меня быстро раскроют. Как говорят мои  "братья по несчастью", мне необходимо залечь на дно. Вы же понимаете, что сейчас на улицах очень опасно, а таверны и вовсе мрак, особенно с моими приметами. Вы случаем не знаете какую-нибудь ночлежку, чтобы без лишних вопросов? Я конечно не требую библиотеку, чай и личного дворецкого, мне нужно всего-то навсего пару дней пережить, а когда со мной свяжется мой "друг", то я исчезну.
Говорил Ульрих. Он видел как тяжело далось это решение незнакомке, кстати о знакомых:
-Ох какой же я невежливый, совсем забыл. Приношу свои извинения, я забыл представиться. Я Ульрих Ван Дейм, могу ли я узнать имя своей спасительницы?
Врать о своём именем не было никакого смысла, она уже всё равно его узнала. Да и к тому же это было проявлением доверия и какой-то благодарности скорее всего. Он всё говорил и говорил, даже можно было наверное заснуть, не от того, что Ул говорил скучно и монотонно, а от того, что его голос был тихим и успокаивающим, будто кошка урчала над ухом. Он уже не так пристально следил за женщиной, скорее всего он просто любовался ею. Нет, его не интересовали женщины, но его собеседница была довольно милой и он просто наблюдал за красотой, всё же он когда-то был обычным человеком и ему не чужды понятия о красоте. Ул чего-то ждал, но чего он и сам не знал.

Ульрих смотрел на Морин, которая чуть призадумалась. О чём она думает? Кто она вообще такая? Не засада ли это? Что мне делать? С одной стороны она помогла меня и не сдала сразу, когда я был слаб и немощен, с другой стороны всё же она не гомункул, по крайней мере я не увидел отличительных черт... В помощники её записывать пока рано. Тёмная лошадка... Она даже наверное не знает, что я натворил и почему за мной охотится весь город, да и знают лишь единицы. Но есть ли ей дело до этого, а что если она охотник на преступников? Ул живо отогнал эти крамольные мысли из своей головы, он знал, что это может оказаться правдой, но решил не задумываться об этом, пока что. Ему была интересна его новая знакомая, она могла бы быть очень полезна в будущем, если она не окажется предателем конечно.
-Ну выбора у меня особо нету, так что я буду благодарен любой возможности скрыться с улиц от любопытных глаз.
Заключил Ульрих и уже приготовился идти в путь, а выбора то у него действительно не было, так что это было единственно верное решение.

Ульрих пошёл за Морин как собачка на привязи, хитрые улицы города будто лабиринт, потеряться приезжим здесь как 2 пальца. Вот и левый поворот, вот и правый, снова левый. Двигались они быстро, людей почти не было, а тех кого они пробегали и вовсе имели малое количество времени, чтобы разглядеть преступника. Гомункула посещали разные мысли и о предательстве и о прошлом. Он был в глубоких раздумьях, продумывая каждый следующий шаг, анализируя всё произошедшее. Сейчас перед ним открывался новый мир возможностей, а конспиративное убежище это большое начало, осталось найти спонсора и сподвижников и тогда революция помчится с новыми силами.
--->Заброшенный дом

[ Рыночная площадь ]

Все то место, в котором они с Фаустом оказались, дышало нищетой, дешевыми лекарствами и ночными горшками. Дух, витавший в квартале, угнетал. Хотя холодные порывы ветра не касались рук Минервы из-за длинных рукавов, по коже бегали мурашки. Из открытого окна соседнего дома донёсся слабый жалобный стон, где-то между стенами пробежала облезлая черная кошка. Что было страннее всего - вокруг не было людей. Ни души, словно все вымерли или были на пути к этому. Девочку, прежде не видавшей такого ужаса, охватил страх. Она, сама того не замечая, постоянно замедляла шаг, и каждый новый ей давался с ощутимым трудом. Она в ужасе озиралась по сторонам, то и дело касаясь пальцами шеи, словно проверяя, не сдавливает ли кто ее? Ощущения были и вправду удушающими. 
Но их короткое путешествие подошло к концу, когда Фауст оказался у дверей одного из домов. Минерва тут же принялась осматривать его, с горечью думая о том, как бедно, должно быть, живется там людям. Если бы у здания было лицо, оно бы определенно выглядело как сморщенный седой старик, судорожно изрекающий свои последние слова. Ей было непонятно, что Фауст мог искать в таком месте, и что могло понадобиться у этих умирающих - в чем Минерва не сомневалась - людей. Ее маленькое сердечко сжалось, при одной только мысли о том, что она может увидеть смерть человека. К монстрам она испытывала меньшую жалость, наблюдая, чуть ли ни каждодневно, как Фауст расправляется с ними. Но гибель того, кто так на нее похож!.. Нет, это невыносимо. 
Какого же было ее изумление, когда на пороге она увидела вполне опрятную и, главное, здоровую на вид женщину, пусть и не такую молодую. Ее красота была не выдающейся, но примечательной, и девушка с нескрываемым изумлением поспешила на нее уставиться. 
Если бы Фауст обернулся в тот миг, настала бы его очередь потешаться над перекошенной миной дочери. 
Но, к счастью, на нее никто внимания обращал, поэтому эту неучтивость Минерва исправила, нацепив маску смирения и спокойствия, и сама себе быстро простила. 
Глаз дернулся, когда отца шлепнули полотенцем: «Так это миледи нас будет ругать? Интересно, меня она тоже им бить будет?» Покорно ожидая своей очереди, девушка даже склонила немного голову, но удара так и не последовало. 
Когда же Мив подняла лицо, женщины и след простыл: «Погодите... что? А как же я? А меня ругать? Про меня забыли?» - детское негодование и обида охватили Минерву. Как так? Фауст схлопотал за обоих? Но это же нечестно! Она и сама сможет выдержать удар полотенцем. Если, конечно, оно не магическое... 
Девушка перешагнула порог, все еще недоуменно глядя на Фауста, чуть ли не сворачивая из-за этого шею. Но то, что она увидела потом внутри озадачило ее еще больше: дом был нормальным. То есть, даже очень хорошим, если вспомнить "лицо старика" снаружи. 
«Что за волшебство такое?» - Фауст, словно прочитал мысль, но не дождался пока из раскрытого рта вылетят слова, и все сам разъяснил. 
Девочка почувствовала себя немного глупо, она не любила задавать вопросы, несмотря на то, что их всегда было навалом. Она старалась не расстраивать папу и быть той, что была до падения, той, что все это и так знает:
-Ясно, - коротко ответила она, еще раз мельком взглянув на больную руку Фауста. На ум пришел только один вопрос, что волновал давно: Ты научишь меня этому? - она кивнула на его больную руку: Ну, этому... Как вылечить... тебя. ...кого-то? 
Она чувствовала, что отец ждал от нее совершенно других вопросов, но все ее нутро требовало этих знаний, чтобы больше не быть такой бесполезной, чтобы не чувствовать себя настолько беспомощно в следующий раз. Ее уверенность только окрепла, при виде красной, пропитанной кровью ткани на руке. Ей больше не надо было других ответов. 
Зато они нужны были ему. 
-Я-то в порядке, - отмахнулась она, все еще гипнотизируя его раненную руку: вообще-то я согласна с миледи, ты и вправду себя не бережешь. 
Сказано было и вполовину не так мягко, как хотелось бы, поэтому Минерва, сама изумившись своей дерзости, тут же испугано уставилась на Фауста, сверкая своими темными глазищами и немного вжимая шею в плечи. 
-Прости, - тут же промямлила она, нахмурив брови и отведя взгляд. Она устала и была голодна, о чем тут же засвидетельствовал ее урчащий желудок. «Что со мной не так? Он же просто беспокоится за меня...»
-Они не тронули меня, - девушка с неприязнью вспомнила тиски стражника, но все это Фауст видел и сам. Девушка скрестила руки на груди, оперлась плечом на стену и вновь взглянула на некроманта. 
Тут же родился еще вопрос, и даже не один: 
-Это дом твоих друзей? Как мне следует себя вести? Они знают меня? - последнее было скорее надеждой, чем вопросом.
Фауст отчего-то никогда не торопился знакомить девушку со своими друзьями, иногда она сомневалась, есть ли они вообще. Ведь они могли помочь Минерве вернуть память, так почему же он не делал для этого совершенно ничего? Теперь у Мив было только одно желание: чтобы Изольда поскорее вернулась, пусть даже и со своим боль несущим полотенцем.

Опять он говорит сам с собой, - с грустью подумала Мив, на секунду ее захлынула ревность: вот же она, стоит прямо перед ним, но он опять говорит что-то воздуху, не обращая на девочку никакого внимания. Лицо Минервы тронула мрачная тень уныния - брови чуть шевельнулись и теперь их разделяла тонкая складка, губы слегка поджались. Сердце девушки холодными пальцами обхватила тоска, она вдруг ясно почувствовала себя чужой в этом странном месте, даже в присутствии отца. А когда он начал говорить с ней, ей показалось, что он сдерживает себя в проявлениях эмоций - его слова были сухи и бесчувственны, словно сама Минерва была ему безразлична так же, как и то, о чем он ей говорил. Холод стал почти физическим, кожа девушки покрылась мурашками, она обхватила локти ладонями, словно пыталась согреться. Короткий выдох.
И теперь она стояла посреди коридора, не в силах пошевелиться. Ее будто приковало к полу, а руки налились свинцом. Ей хотелось метнуться к Фаусту, обнять его как час назад, возможно зарыдать, хоть ему это никогда и не нравилось, шептать на ухо и заверять, что все будет у них хорошо, что отец поправится и они смогут жить как раньше. "Как раньше..." - вздохнула она. Звонкими струнами лир в голове отдавались эти слова - пожалуй, это было ее единственное сокровенное желание, мечта. Такая манящая. И... такая далекая.
Все, что сделала как всегда Мив, улыбнулась и заправила прядь за ухо.
-Да, конечно, - сказала она почти смеясь: Я готова хоть сейчас, - она старалась говорить беззаботно и весело, чтобы не расстраивать отца.
Мне срочно нужен Шу, - порой, когда Минерва не могла сказать что-то Фаусту, на помощь приходил шут, готовый всегда выслушать все мысли маленького гомункула, даже самые глупые и безумные. Вот и сейчас Мив чувствовала, что делить печали с чахнувшим на глазах отцом - не самая лучшая идея.
Но в безумии Фауст явно выигрывал у Минервы, потому что то, что он сказал дальше, заставило пересохшие губы девушки разомкнуться в удивлении, граничащем с шоком. Ей не сразу удалось переварить сказанное отцом, кажется, что можно даже было увидеть, как дымится ее голова. Шестеренки вертелись, слова повторялись, но смысл так и не появлялся. Разум зацепился за слово:
-Конечно оно пришло! - возмутилась девочка: Это может для других оно идет, как для всех, а для меня... и для тебя... Всё, всё по-другому! Кто же будет светить тебе, если не я?
Она так разгорячилась, что порвала невидимые корни, приковавшие ее к одному месту, и сделала уверенный шаг к Фаусту, хотя и по-прежнему боялась сделать какой-то не тот жест, чтобы не сделать ему больно. Но он словно прочел мысли (в который раз!) и подал ей руку, в которую она тут же вцепилась, как в спасательный плот, и с огромной преданностью в широко раскрытых гранатовых глазах, последовала за ним.
-Я всегда буду за тобой, - сейчас девушка не смела сомневаться в правдивости своих слов.

20 число месяца Новой Надежды. 1647. Вечер.

Парк "Волшебный сад"

«Жизнь похожа на песок равномерно текущий сквозь пальцы, на медленно тающий снег…» - думал наемник шагая по улице. - Кратковременный бег, как паутина сотканный из бесчисленных миллиардов нитей – секунд. Легкий узор инея на стекле исчезающий лишь стоит только поднести его поближе к огню. А иногда ненужно и этого достаточно просто подуть на него.
Человеческая судьба – это полотно, связанное из тысячи нитей, из переплетения самых немыслимых ситуаций - узоров порой столь сложных, что в них не могут разобраться даже Боги.
Нить Жизни, Нить Судьбы… Мне достаточно одного взмаха чтобы перерезать ее.
Я редко размышляю о жизни и о человеческой Судьбе, ибо в такие минуты мне становится невыносимо грустно. Ибо в такие минуты я вспоминаю себя. Живого себя.
Каким я был? Я рисковал. Я любил риск. Я рисковал снова и снова. Играл со смертью. Играл, чтобы ощутить вкус к жизни. Я не мог существовать по-другому. Не знал иного способа убежать от себя. Если убежать от себя вообще возможно, что тогда?»
Из дверного проема одного из домов осторожно выглянуло вороватое лицо. Юный карманник увидел шествующего с отстраненным видом незнакомца, и узрев кошелек на его поясе порадовался возможной добыче.
Пробежав немного вперед парнишка стал ждать когда его «клиент» выйдет на более оживленную часть улицы. И действительно чем дальше шадос шел, тем больше людей попадалось у него на пути. Вскоре он был погружен в пеструю толпу как рыба в море. Теперь воришке не составило особого труда подобраться к нему незамеченным.
Легкое прикосновение, которое не мог ощутить ни один из смертных и кошелек оказался в его руках. Оказался на секунду раньше, чем пальцы казалось бы ко всему безразличного шадоса сжались на пустоте где только что была рука карманника. Поняв что он обнаружен незадачливый вор пустился наутек и Дар недолго думая последовал за ним.
И все бы было хорошо, по крайней мере для вора, если бы вдруг на его пути не выросла неизвестно откуда взявшаяся городская стража редкие гости в подобном месте. Грязно выругавшись парнишка вынужден был свернуть. Выбранный им путь упирался в глухой и грязный тупик, и пока парень судорожно озирался по сторонам, Дар своей фигурой перегородил единственный выход оттуда.
«Я – голоден. - Подумал шадас, проведя самым кончиком языка по своим слишком ярким и полным губам. – Как я голоден…»
- Ты забрал кое-что у меня, -  произнес наемник, глядя на паренька, и хотя ни в словах, ни в жестах Дара не было ни какого намека на угрозу, воришку мгновенно прошиб холодный пот.
- Может быть, ты вернешь мне это?
- Я… - парень сделал два шага назад.

Отредактировано Дар (2013-09-15 15:04:57)

Шадос знал что голоден. Об этом явно говорил «червь» свернувшийся около его сердца. Всякий раз, когда наступало время кормежки «червь» поднимал свою безобразную слепую голову и сильнее сжимал свои кольца. 
«Мягкая, почти не доставляющая беспокойства боль, которая с каждым днем становится все сильнее и сильнее пока, наконец, не станет абсолютно не выносимой. Агрессия, желание кинуться на первого встречного, причинить ему боль. Конечно, я еще не настолько голоден чтобы это было заметно но…»
Дар двигался мягко, нежно и неотвратимо. Мягко – как охотящаяся кошка, нежно - как звуки флейты крысолова, неотвратимо - как цунами.
Шаг, другой, третий и парнишка оказался прижатым спиной к стене. Отступать дальше было просто некуда.
Вытянутые руки Дара уперлись в шероховатую поверхность стены, и незадачливый вор оказался заключенным между ними. Несколько секунд они просто смотрели в глаза друг другу. Один смотрел холодно как изготовившаяся к броску змея, другой отвечал ему взглядом испуганного воробья. Будто загипнотизированный мальчик не мог оторвать взгляда от лица Дара почти безупречно красивого, но абсолютно неживого.
Затем наемник сделал глубокий вдох, будто принюхиваясь к своей добыче. Оторвав от стены одну руку, он опустил ее на щеку вора. От прохладного прикосновения жестких пальцев парнишка невольно вздрогнул. Будто обретя собственную жизнь, рука медленно соскользнула со щеки переместившись сначала на шею, а затем на грудь, остановившись в области сердца.
Глаза вора судорожно расширились. Его ресницы затрепетали как крылья приколотого булавкой к картонке мотылька содрогающегося в своих предсмертных конвульсиях.
- Ты боишься? – тихо спросил шадос. – Мы все когда-то боялись. Смерти ненужно бояться…

Неожиданно шадос почувствовал, что в подворотне он больше не один. Это знание не пришло неоткуда-то извне, оно родилось в нем самом, в самой темной глубине его сути. Тот самое знание, которым обладают все хищники.
Отпустив свою добычу, которая больше не поддерживаемая никем, то-час сползла на пол, он медленно, очень медленно повернулся всем своим телом к предполагаемой угрозе.
- Хм…
Холодный как лезвие обнаженного лунной ночью клинка, пристальный и изучающий взгляд скользнул по крылатому юноше.
«Светлая кожа, светлые волосы и пара белоснежных крыльев за спиной…. Ты пришел за ним или за мой прекрасный Ванеса с глазами цвета аметиста?»
Слегка наклонив свою голову набок, убийца дернул вора за руку и прикрылся им как живым щитом.
«Что лучше: синица в руке, или журавль в небе?»– подумал он, рассматривая крылана.
Голова шадоса задумчиво наклонилась на другой бок, и он резко оттолкнул «щит» прочь. «Сегодня тебе повезло малец. Считай что спас тебя твой персональный, личный Ванеса хранитель».
На свою бывшую жертву, улепетывающую от него со всех ног, Дар даже не взглянул. «Что лучше…»
В глубине души наемник любил все необычное и этот крылатый подарок небес явно заинтересовал его. Заинтересовал не только в гастрономическом плане.
Шадос бесшумно приблизился к новому объекту исследования.
Кромешник вполне оправдывал свое жуткое прозвище. Все его движения напоминали дыхание осени, холодное, легкое и сухое.
Он был словно слабый ветер, от которого не колышется трава, не хлопают ставни окон, не дрожит паутина, и не качаются ветви деревьев. Своим движением о не нарушал неподвижности окружающего его мира.
Подобно Призрачному Всаднику сын Теней застыл перед закрывшим глаза Реем, за секунду преодолев разделяющее их пространство.
- Не стоит даже пытаться закончить то, что вы начали. – Произнес лишенный каких бы то ни было эмоций голос. - Иначе вы вынудите меня защищаться и сделать с вами нечто… нечто неприятное.

Светлые капли подобные множеству крошечных шаровых молний полетели ему в лицо. Дар поднял руку, инстинктивно защищая свои глаза. Острые как льдинки, как осколки стекла капли порезали ему лицо.
«Как холодно…» - подумал он. Для шадоса свет всегда ассоциировался с жестокостью, холодом и болью, а тьма с нежностью, теплом и покоем.
Действительно, что сможет быть нежнее и теплее темноты, которая наступает когда ты, будучи ребенком, лежа в своей постели с головой накрываешь себя стареньким одеялом. Что может быть нежнее и безопаснее тьмы окружающей тебя в материнской утробе?
Свет – это умный, требовательный отец жестоко и справедливо наказывающий своих детей, выставляющий на всеобщее обозрение их самые тщательно скрываемые пороки. Тьма – это мудрая, всепрощающая мать надежно укрывающая их.
Дар облизнул свои губы, на которые то и дело попадали соленые капли собственной крови. Ванеса боялся его. Шадос прекрасно знал это. Он видел Страх, который темным облачком окутывал паренька. Он чувствовал запах источаемого Рэем страха. Алла пах потом, кровью, острыми пряностями, болотными орхидеями, снегом…
- Вкусно.
Дар снова облизал свои губы, но уже по совсем другой причине. Светловолосый алла пах пленительно вкусно.
Обычно жертвы шадоса не успевали ничего почувствовать, они даже не успевали испугать. Их запах напоминал аромат осенний листвы: приятный, но пустой и слабый.
«Ты не такой как они. Ты пахнешь так изумительно сладко, что если я захочу, я всегда смогу найти тебя. Твой запах приведет меня к тебе».
Дар наклонился и поднял перо, выпавшее из крыла Рэя. Несколько секунд он задумчиво вертел его в своих руках.
- Серебристый Алла в небе голубом
Серебристый Алла тронул нас крылом
Серебристый Алла тварям тьмы назло
Нежный, нежный алла обронил перо…
Дар посмотрел на юношу, и, улыбнувшись, медленно сжал его перо в кулак.
- Серебристый Алла жизнь как во сне
Нежный, нежный алла ранил душу мне
Серебристый Алла клятвы на крови…
Когда шадос разжал свою руку, вместо пера на ладони лежала лишь горстка пепла.
- Прости малыш, - сказал он, сдувая пел в направлении Рэя, - но Я УЖЕ МЕРТВ.

Отредактировано Дар (2013-10-03 17:48:34)