Сидя в библиотеке и пытаясь сосредоточиться на бумагах, Ирвин Драгонфлай невольно задумывался о своей семье. Казалось, совсем недавно он был абсолютно счастливым отцом двух восхитительных детей и мужем одной неповторимой женщины. Он любил их: непоседливую и своенравную Яринтай, Олейора, которому всегда уделял внимания меньше, чем следовало, и Наринэ.
Даже сейчас спустя много лет дракон болезненно ощущал нехватку любимой женщины. Ирвин не смог смириться и не признал её смерть, но скажи он об этом даже своим близким, они бы решили, что его разум помутился от горя. Банальные слова сочувствия не нужны были Драгонфлаю, а вернуть ему женщину, которую он любил, никто не мог.
После её пропажи Ирвин неумело попытался уделить больше внимания детям. Дракон старался, чтобы они не чувствовали боли потери, надеялся, что семья станет ему опорой, но чем старше становились его отпрыски, тем острее Драгонфлая ощущал своё одиночество.

Порой достаточно сложно совмещать должности Советника, Хранителя и отца в одном лице. Ирвин эту истину познал ещё при рождении сына, но когда у него пропала жена и подросла дочь, эта истина стала популярным поводом для бессонных ночей и кошмаров. Неусидчивая, непокорная, беспокойная и упрямая Яринтай нередко забывала, как о семейном долге, так и о должности своего отца. Складывалось впечатление, что её мало беспокоило что-то кроме собственной весьма эфемерной свободы.
Ирвин безмерно любил свою дочь, но не считал её достаточно взрослой, чтобы принимать самостоятельные решения. С Наринэ они нередко обсуждали будущее своих детей и пришли к выводу, что у их общей дочери должен быть свой собственной выбор. Годами они боролись именно за это, именно так Ирвин воспитывал Олейора, о местонахождении которого нередко имел смутное представление, но Яринтай...

Благодаря пророчеству его дочь получила высокое место в обществе и хорошее образование, но мудрости и ответственности ей явно не хватало. Разменивающая десятый десяток драконица по-прежнему была в его глазах не более чем шкодливым ребенком. Этот вывод подтверждало очередное происшествие, масштаб которого Ирвин смог оценить только на утро.
Вчера он слишком устал после нескольких бессонных ночей, был слишком измотан и не настроен на семейные разборки при свидетелях, но сейчас возмущение росло в нём как снежный ком. Ирвин даже не знал, что сильнее злит его – совершенно посторонний человек, за которого Яринтай якобы собирается замуж, или разграбление семейного хранилища, в котором посторонних не должно быть по определению.

Беспорядок в целом ложился на плечи слуг и не был чересчур болезненной проблемой, но отношения к ценностям, ответственность за которые, скорее всего, ляжет именно на её плечи, вызывало где-то под сердцем чувство близкое к горечи. Сам Ирвин был не слишком хорошим сыном и нередко не мог найти общий язык с отцом, но никогда его поведение не строилось на неуважение, беспечности и безответственности. Он с самого юного возраста и по сей день отдавал себе отчет в долге, ложащимся на его плечи.
- Господин Драконфлай, - голос горничной отвлек Драгонфлая от тяжелых мыслей. Девушка, которая прибирала под чутким взглядом Ирвина библиотеку, закончила. Оставалось только решить, будет ли она под его же взглядом убирать хранилище или всё же выполнить своё обещание и оставить это дело на любимую дочь.
- Позови, Яринтай. Пусть заканчивает со своими делами и немедленно спускается вниз, - у Ирвина возникло ехидное желание передать через прислугу одно простое пожелание: пусть объяснения дочери были достаточно правдоподобными, чтобы он смог в них поверить.

Отредактировано Ирвин (2012-03-16 16:51:26)

Ирвин искренне считал себя терпеливым драконом, и стоило заметить, что у него были на это все основания. Вспыльчивость, которой он так славился в кругу семьи, не выходила за границы этого дома, и мало кто догадывался, насколько у этого внешне абсолютно спокойного мужчины, взрывной характер. Какое-то время мужчина сидел в библиотеке нисколько не обеспокоенный тем, что его дочь задерживается. Наоборот за пятнадцать минут он успел более менее привести свои мысли в порядок, позволяя им соскочить с накручивания. Нет, Ирвин не пытался оправдать в своих глазах Яринтай, но прежде чем признать вину дочери и вынести наказание, мужчине хотелось бы выслушать её версию событий.
Стыдно признаться, но к разговору с дочерью Ирвин готовился едва ли не тщательней, чем к Совету. Говорить одновременно тактично, убедительно и бескомпромиссно дракон научился уже давно и несравненное обаяние нередко помогало ему перетянуть на свою стороны Старейшин, но с дочерью ни один из его дипломатических талантов не работал. Во первых, тактичную речь она пропускала мимо ушей, на убедительную начинала спорить, а с бескомпромиссности начинался скандал. Во-вторых, на тридцатом десятке лет Драгонфлай понял, что в рамках семьи обаяние несколько бесполезная штука.

"Проклятье! Да где же она?!" - минутная стрелка неумолимо передвигалась по циферблату, отсчитывая время, а Яринтай всё не желала проявить ему внимание. Поверить в то, что прислуга не выполнила его поручение, было невозможно, но Драгонфлай старший попытался. Встав с удобного дивана, Ирвин поднялся наверх, выловив утреннюю горничную.
- Где моя дочь? - пронзительно холодным тоном поинтересовался дракон.
- Госпожа Яринтай в столовой, - пролепетала девушка, едва не выронив из рук швабру. Было очевидно, что она как раз собиралась заняться уборкой верхних комнат, но Драгонфлай не был уверен, что она (уборка) связанна с Яринтай, а потому не стал акцентировать на ней внимания - поводов для раздражения и без того более чем хватало, а вот успокоиться было всё сложнее. Только приостановленный процесс накручивания, запустился заново.
- И что она там делаем? Я вроде бы ясно выразился, когда говорил, чтобы она спустилась в библиотеку, - по мере того, как голос Ирвина становился более мягким, глаза мужчина темнели, отражая гнев.
- Да, господин. Я... ошиблась. Прошу прощения, господин, - не нужно было быть телепатом, чтобы знать, что служанка бездарно врет. Заливается краской, мнется, боится, но врёт ради этой девчонки! Для Ирвина до сих пор оставалось загадкой,  чем заслужила Яринтай такую любовь прислуги.
- Ступай, - сморщившись от досады, бросил Ирвин. Ну, не наказывать же бестолковую за верность! Хотя врать ему очень неблагодарное дело. Ирвин ненавидел ложь.

- Странно, - начал Драгонлай, заходя в столовую, - мне почему-то казалось, что наша встреча должна была произойти в другом месте, - в тоне его голоса была четко взвешенная ирония. Мужчина не мог не показать, что заметил, как дочь в очередной раз его не послушала. - Ты должна понимать, Яринтай, что находишься уже не в том возрасте, чтобы совершать исключительно безответственные поступки. Своим поведением ты в очередной раз подставляешь ни в чем неповинный персонал. В следующий раз я уволю девчонку, которая врёт мне, выгораживая тебя, - устроившись на своё месте, Ирвин выдержал паузу, во время которой его пытливый взгляд рассматривал девушку. Он смутно помнил, что было вчера – всё же настоящая усталость и дракона срубит, - но ещё тогда ему показалось, что поведение дочери несколько выбивается из её нормы. Сейчас на ум приходило удачное предположение, из-за чего это могло произойти.
– Отвратительно выглядишь, - заметил Ирвин, жестом подзывая прислугу. – Подайте завтрак. Тебе нужно поесть, - вновь обращаясь к дочери, произнёс дракон. - Легче тебе от этого вряд ли станет, но есть маленький шанс, - тот факт, что он до сих пор не перешёл на крик, говорило о профессионализме и тёплых чувствах к дочери, но не о хорошем расположении духа. Терпение иронично улыбающегося Ирвина было практически на исходе. Утренний аутотренинг прошёл зря, учитывая, что у него было достаточно времени, чтобы качественно накрутиться.
– А где твой будущий муж? Или мне как-нибудь по-другому называть ночного посетителя моего хранилища? - плохо скрываемым сарказмом поинтересовался Драгонфлай, не собираясь сочувствовать сжавшейся на стуле дочери. В чём-чём, а в том, что его маленькую и беззащитную дочку кто-то силой принудил привести в дом постороннего, с которым они так весело пошумели в подвале, Ирвин сомневался. Их общая с Наринэ дочь была достаточно опытной и сильной, чтобы не допустить над собой насилия.

Холодный взгляд янтарных глаз Ирвина следил за пледом, неловко претворяющимся его дочерью. Плед шевелился, вздрагивал, издавал какие-то звуки, бросал пугливые взгляды, но дочь на свет божий выпускать не желал. На десятой минуте категорического молчания, Ирвин, нетерпеливо отстукивающий пальцами по столешнице, начал беспокоиться, что плед - это какая-то плохо изученная форма жизни (или, может быть, не-жизни), поглотившая Яринтай и теперь медленно её переваривающая. В голове даже зародилась мысль как-нибудь встряхнуть эту штуку, а то складывалось впечатление, что она спит, но перед тем как блюда с завтраком опустились на стол, плед неожиданно заговорил голосом дочери со скоростью, компенсирующей минуты молчания.
"Потише, язык прикусишь", - еле заметно сморщился Ирвин на нелепую отмазку. Впрочем, стоило заметить, что Яринтай хотя бы пыталась, но творческого подхода ей явно не хватало даже при том, что Драгонфлай-старший накидывал ей очков за счёт похмелья - неприятная это и порой губительная для умственных способностей штука.
– Разве мы не дождёмся твоего “мужа”? Прислуга сообщила мне, что никто через двери дом не покидал, - он посматривал на дочь, вяло шевелящую краями пледа в сторону тарелки с почти хищным любопытством. Если она думала уйти от ответа перетягиванием времени, то ошибалась. У Ирвина за годы отцовства выродился иммунитет и на жалостливые взгляды, и на глупые отмазки.
- Впрочем, если ты так голодна, то можем начинать без него. Приятного аппетита, детка, - свернул белыми зубами Ирвин. Конечно, это не было злорадством. Разве он мог издеваться над собственной дочерью? - Не волнуйся, еды хватит на всех, поэтому  не стесняйся просить добавки, - с той же мягкой, но холодной улыбкой проговорил Ирвин, взяв в руки нож с вилкой, и принялся за потрошение качественно прожаренного куска мяса, засевшего в компании овощей, с изяществом не соответствующей обстановке. Всё-таки плед, пусть даже и говорящий, вряд ли подходил под разряд светской дамы.
- Как прошёл вечер? – игнорируя заявление о глухоте и немоте, продолжа практически светскую беседу Ирвин, и только чересчур резкий скрип столовых приборов по тарелке указывал на степень его раздражения. - Сними эту… штуку сейчас же! - опасно-тихим тоном “попросил” Драгонфлай. Он привык по выражению лица Яринтай догадываться о её намереньях, а тут от одного взгляда на завтракающий плед его терпение начинало трещать по швам. – Как вообще можно было додуматься спуститься в столовую в таком виде?! Уберите это, – бросил он служанкам, услужливо суетящимся у стола. – И сами убирайтесь. До конца завтрака, вы нам не потребуетесь.

Отредактировано Ирвин (2012-03-23 07:46:09)

Весь диалог Ирвин старательно пропускал мимо ушей. Не столько, потому что его не интересовал предмет беседы, сколько для того, чтобы не перейти на ор. Уже от определения деликатности гостя на щеках заиграли желваки. Запоздало Ирвин подумал о вызове стражи. И как эта мысль раньше не пришла ему в голову?! Ночью в его дом проник посторонний, спустился в секретное хранилище, что-то сломал, что-то, возможно, взял с собой, и покинул поместье через окно. Да за такое не то, что руки, голову оторвать мало!
Другой вопрос, что соучастницей этого преступления являлась дочь, которую, судя по заливистому смеху, ни сколько не беспокоил тот факт, что она впустила на ночь в их дом какого-то проходимца. Более того, она сопроводила его в Хранилище, зайти в которое может только член их замечательного семейства. Лучше бы Яринтай табличку "Добро пожаловать на благотворительный вечер. Каждому посетившему уникальный артефакт в подарок!" над дверью их дома вывесила. Это, по крайней мере, сошло бы за шутку.
- И долго ты там собираешься сидеть? - поинтересовался Драгонфлай, когда прислуга покинула помещение, тихо притворив дверь, а смех сменился сдержанным хихиканьем и, наконец, сошел на «нет». – Выбирайся испод стола, - тихо "попросил" Ирвин, расправившись со стейком. От сдерживаемой злости начинало гудеть в голове, а каждый кусок мяса казался драконьей колючкой, застревающей посередине горла. Он отбросил столовые приборы, понимая, что далее обед превращается то ли в пытку, то ли в фарс. Всё равно не жевать, не глотать не было никакого желания.
Из-за проблем с дочерью Ирвин невольно вспоминал себя в её возрасте. Где и когда он допустил ошибку, из-за чего его маленькая прелестная дочурка превратилась в чудовище, живущее пожиранием его нервов? За что ему вообще это наказание? Своему отцу, с которым дракон был в напряженных отношениях, он никогда не грубил и не доставлял неудобств. Едва став взрослым, Драгонфлай отправился учиться, а потом ещё долгое время был вдали от дома, путешествуя и набираясь опыта. Очень скоро Ирвин начал работать на Старейшин и довольно быстро зарекомендовал себя достаточно разумным драконом, чтобы носить должность Советника. Вернувшись в Рахен и обзаведясь семьей, Ирвин принял звание Хранителя и окончательно утвердился в своём положении в обществе.
Нельзя было сказать, что у дракона не было недостатков, что он никогда не кутил с друзьями и что никогда не совершал глупостей, но даже сейчас каждый его поступок казался Драгонфлаю обдуманным и, как минимум, безвредным, в то время как всё до чего дотягивалась его дочь, кончалось каким-то происшествием. У Яринтай была масса достоинств - она легко находила язык с совершенно разными людьми, была порывиста и справедлива, не боялась действовать или говорить, но всё это вкупе с полным игнорированием того, что Ирвин принимал за рассудок, вело к незаурядным последствиям.
- Я ещё не закончил с тобой, – заявил Ирвин, искажая пространство так, что дверь оказалась за спиной искавшей спасение дочери. Если она полагала, что он будет за ней бегать – то ошибалась. Яринтай придется его выслушать, даже если для этого понадобится связать её.– Сядь, - вновь вполне мирным тоном предложил Драгонфлай, вставая со своего места, чтобы отодвинуть для дочери стул. На языке вертелась очередная колкость про обед, но мысли дракона были далеки от мирных тем. Не случившееся бегство дочери окончательно разозлило отца семейства. Из всех грехов он меньше всего жаловал трусость.
- Я хотел поговорить с тобой по-взрослому, но до этого ты, похоже, не доросла. Поэтому просто спрошу: что делал посторонний в моём хранилище?! - к концу реплики Ирвин перешёл на крик. Глубоко засевшее внутри негодование, наконец, вырвалось на свободу словестным потоком. - О чём ты вообще думаешь?! Вроде бы не ребенок, но совершаешь поступки даже для малолетнего недопустимые! Что творится в твоей голове, Яринтай?! Когда у тебя там, наконец, что-нибудь замкнет, чтобы ты перестала думать только о себе и задумалась об интересах семьи! Хранилище - это наше наследие! То самое, которое возможно перейдет тебе!

Сдержанный Ирвин привык делать хорошее лицо при плохой игре. Его натренированные мимические мышцы редко выдавали те эмоции, проявление которых он не собирался демонстрировать, но услышав Яринтай, дракон побледнел от шока. Слова дочери сработали как ушат холодной воды, вылитой за шворот. Он ли не заботился о ней? Он ли не беспокоился из-за каждого её поступка? Как у неё вообще язык поворачивался обвинять в чём-то его?! Как у неё язык поворачивался судить, насколько он хороший родитель?! Что она вообще знает о том, каково быть родителем?!
На смену шока красными пятнами на лице выступило негодование. Спинка стула, которую сжимал Ирвин, жалобно скрипнула. Всего несколько минут назад он попытался у неё добиться ответов на вопросы, но Яринтай ничего ему не сказала толком, а сейчас обвиняет в отсутствии интереса. Складывалось впечатление, будто он пытался лететь против ветра, прикладывая всё больше и больше усилий и при этом паря на месте. Это ощущение угнетало.
Последние десятилетия с дочерью он просто бился. За каждое её слово, за каждый её поступок, за каждый час, проведенный дома. Это сильно смахивало на мазохизм - чем больше он стремился быть ближе к Яринтай, тем сильнее она его отталкивала, но видят Боги, Ирвин боялся за неё. Проживающая десятый десяток драконица застыла на переходном возрасте, не развиваясь ни психологически, ни умственно. Сейчас его дочь была не намного младше, чем Наринэ в момент их знакомства, но как же они отличались, несмотря на физическое сходство!
- О да, я - плохой отец! Я не рад твоим хахалям, злюсь на хамство, не разрешаю расхищать имущество, которое тебе даже не принадлежит. О жестокий родитель! - в словах Ирвина звучал едкий сарказм. - Если хочешь знать, да этот древний хлам лучше, чем неблагодарная свинья в виде дочери! Этот древний хлам - наше наследие. То самое, которое может быть использовано для блага, для спасения жизни, для создания порядка. Что ты улучшила, уничтожив два "древних хлама" и отдав проходимцу третий?! Кому ты помогла этим?!
Жалко было даже не несколько древностей, хотя сердце дракона болело за уничтоженные и потерянные элементы "коллекции". Жалко было, что Яринтай даже не понимала глубину своего проступка. Росшая во внимании и любви девочка была зациклена на себе. Проблемы совершенно посторонних людей ей были ближе, чем собственная семья. Ирвин горько хмыкнул: "По крайней мере, чем некоторые члены этой семьи, точно".
- Любого ребенка с улице возьми и он будет относиться ко мне в десять раз лучше, чем собственная дочь. И общение с ним принесёт больше удовлетворения и отдачи, чем общение с дочерью, - последнее Ирвин сказал значительно тише, переходя с крика на тихий, хотя и агрессивный тон. Он не был тем, кто с детства мечтал о семье, но с появления Наринэ в своей жизни, был бесконечно счастлив и женитьбе, и детям. Каждый их шаг, каждое их достижение, вызывали у Драгонфлая гордость и любовь, но сейчас ему было стыдно за одного из этих детей.
- Не попадайся мне на глаза. Видеть твою хамскую рожу не хочу. И чтобы на нижних этажах духу твоего не было! - прокричал Драгонфлай, громко хлопнув дверью. Решение напрашивалось само собой, хотя в глазах в главы семейства было диким. Если она не способна относиться с уважением к "древнему хламу", значит, ещё не достаточно выросла, чтобы иметь доступ в Хранилище. "Закрыть" его было не так уж сложно, но Ирвин никогда бы не подумал, что придёт день, когда в его доме будут комнату, куда будет ограничен доступ кому-либо из его семьи.

Отредактировано Ирвин (2012-03-29 16:16:03)

Ирвин догадался о том, кто направляется в сторону его комнаты, по шагам, но даже когда в дверь поскреблись, не сделал попытки отвернуться от однообразного пейзажа и впустить дочь. Ещё не улёгшаяся злость могла стать причиной очередной вспышки негодования, а дракон действительно не любил демонстрировать всю раздражительность собственного характера. Годы тренировки и самоконтроля шли насмарку, стоило ему только столкнуться интересами с дочерью, а ведь она была последним человеком, на кого бы Ирвин хотел накричать.

"Замкнутый круг".
Дело не в том, что он не любил свою дочь, дело в том, что он любил её слишком сильно, и любовь его превышала все возможные родительские влияния, которые должны присутствовать в жизни ребенка.
Всё верно, считая, что девочке будет одиноко без матери, он с раннего возраста занимал её учителями; опасаясь за её безопасность, Ирвин с большим нежеланием отпускал её за порог дома; не желая с ней расставаться, отец с неодобрением смотрел на любого мужчину в радиусе десятка метров от дочери. Всему этому были более разумные оправдания, но правда в том, что у Драгонфлая-старшего не получалось считаться с мнением Яринтая, а драконица не слишком старалась доказать разумными методами, что её мнение стоит внимания.

Он душил её своей опекой, а она избегала любого его внимания.
В итоге всё их общение сводилось к ссорам и примирениям.

Создавая семью с Наринэ, он мечтал об отдушине: месте, где ему всегда будут рады, где не будет лжи, недомолвок и секретов, куда всегда можно с радостью вернуться даже после самого гадкого рабочего момента. Дракон отдавал себе отчет в том, что его мечты были  идеализированы, но с довольно юного возраста крутящийся в политике, Ирвин устал от лицемерия и настолько заврался, что начал терять не только ощущение правильности отдельных поступков, но и себя как личности.
Встреча с Наринэ дала ему надежду. Его любовь к ней была отчаянной попыткой ухватиться за соломинку, приобрести почву, встать на ноги. Правда в том, что она придавала ему сил одним своим присутствием, она делала его лучше, она стала центром его вселенной.
Яринтай даже представить себе не могла насколько плохо ему было без супруги. Он не просто потерял любимую женщину, от него отрезали составляющую часть его, оставив только мертвую, способную ходить, думать, поглощать пищу оболочку. Пустота, образовавшаяся на месте его сердца, требовала заполнения, которое не могла дать работа, и он постарался посвятить себя детям.

Неумело (откуда же ему знать, что делать с детьми?!) Ирвин пытался дать тот максимум родительского внимания, который бы восполнил отсутствие матери. В итоге дети с самого раннего возраста получали лучших учителей, репетиторов, тренеров, изучали массу предметов и занятий, и, наверное, были полностью изолированы от нормальной жизни. Для Олейора, который был уже в сознательном возрасте к моменту пропажи матери, всё это, возможно, и не обернулось трагедией, отразившейся на личности, но Яринтай задыхалась.
Не то, чтобы Ирвин не понимал этого, он просто не мог остановиться. Все его мысли были о том, что хорошее образование и сложное многоуровневое воспитание должны были стать для неё подспорьем в будущем, и как можно сильнее отдалить момент "вылета из гнезда". Глядя на то, как старейшины эксплуатируют её, Ирвин боялся, что она не справится, что ошибется, что не вернется домой. Этот постоянный страх потерять ещё кого-нибудь из близких, мешал адекватному восприятию.

Дело было не в том, что Драгонфлай не верил в её силы, дело в том, что он не был уверен в том, что она способна правильно их применить.

Ирвин застыл без Наринэ с трудом, находя в себе силы полноценно реагировать на окружающий его мир, а их общая дочь, по-прежнему совершала довольно бездумные поступки. Привести к ним в дом незнакомца, что-то сломать с ним напару, что-то отдать, сделать из этого трагедию на зло отцу, а потом переживать из-за всего этого - неужели по-взрослому?
Яринтай видела проблему в том, что отец относился к ней, как к подростку, несмотря на все её заслуги, а Ирвин не мог относиться иначе к дочери, ведущему себя, как ребенок. Она гордилась своими решениями вне дома, но его волновало то, как она себя вела внутри. Складывалось впечатление, что они пытались понять друг друга, говоря через глухую стену. Наверное, в целом всё было нормально, но каждый новый скандал переживался всё тяжелее.

Постепенно Ирвин начал беспокоиться, что дочь сбежит из дома так же, как в своё время сбежал и он, окончательно разорвав неустойчивые отношения с семьей. И этот страх вынуждал его накладывать на неё всё новые и новые ограничения, пользуясь своей родительской власть.

- О, Боги, Яринтай, почему бы тебе, наконец, не вырасти, не оставить подростковые замашки и начать вести себя по-взрослому. Неужели в Гильдии Великих ты тоже натворишь дел, а потом прячешься и уходишь от ответа за свой проступок? Перестань уже требовать, чтобы к тебе относились, как взрослой, топая ногами, словно семилетний ребенок. Можно подумать мне охота столетнего недоросля учить уму-разуму, - Ирвин говорил тихо, прекрасно зная, что дочь, переставшая околачиваться возле его двери, как только покончила с монологом, его не услышит. - Повзрослей уже, Яринтай. Прими, что ты не ребенок и повзрослей, потому что я, откровенно говоря, уже устал ждать того момента, когда с тобой можно будет говорить по-взрослому.