Плакать о нем больше некому

Первый осенний месяц непринужденно щекотал легким ветром кожу, заставляя погрузиться в совершенно отдаленные мысли, сойти на другую вселенную, остаться там, пока не придет время уходить. На пороге собственного дома молодой дракон как раз мысленно застрял где-то в эфемерном пространстве, обдумывая что-то свое. Сейчас в его сердце горел тот самый огонек, который загорается в каждом, когда тот встречает родную душу. Она - его сладкая боль. Его сестра, подруга, девушка, надежда, фетиш, любовь в конце концов. Парень отчаянно боролся с собственным эгоизмом. Через пару минут он пойдет и разрушит все, что грело его сердце. Жертвовать собственным комфортом оказалось не так просто, как он думал поначалу. С одной стороны внутренний голос кричал о том, что нужно оставить ее в покое. Раздирал изнутри, пытался грызть совесть, которой оказалось не так и много, похоже, просто с рождения. Другая же сторона молчала, бесшумно надеясь на то, что все обойдется. И это молчание оказалось самым болезненным. Приступы участились, родители начинали подозревать, видеться с ней приходилось реже, чтобы не дай Бог не причинить ей вреда. А она все спрашивала, что случилось. И ни разу не спросила, любит ли он ее все еще. Она беспокоилась о нем. Чувствовала, что что-то не так. Неужели россказни про единение душ правда. Тех, у кого чувства поистине искренние. Ящер всегда считал это романтичным бредом.
Энель все делала иначе, она не упрекала, только подсказывала. Отдавала, и не требовала взамен. Говорила правду, а не пыталась выражаться правильно. Самокопание не до чего хорошего не приводит, дракон ненавидел такое состояние, но мысли нагло лезли в голову и трясли сознание, пытались донести, что он на самом деле беспринципный лжец. Кретин, который просто использует любовь к себе не думая о той, кто ее дарит. Рискуя потерять и продолжая брать. Она хрупкий человек.
Что же ты делаешь, безумная сволочь...
- Лангрэ? - девушка вывела дракона из глубоких раздумий.
- А? - парень отозвался отрешенно, не сразу сообразив, что происходит. Кажется, он просидел на крыльце вечность длиною в один миг.
- Как ты, Лангрэ?
- Все в порядке... Энель, отойди от меня.
- Что?
- Мне нужно кое-что тебе сказать и отойди подальше, прошу тебя.
- Дикхос, объясни мне, что происходит.
- Я не могу быть с тобой, я болен, я могу сделать тебе больно.
- Что ты несешь?!
- Надо было раньше. Я...
Нет... Не сейчас... Не сейчас! Сука...
Учащенное сердцебиение, с интервалом в одну секунду картинки перед глазами теряют резкость, в ушах невыносимый шум, в голове - рой мыслей, слишком быстрый, хаотичный, от него болит голова. Он изменился, перестал слышать разум, лишь неутолимая жажда разрушения движет телом. Он видит девушку. Она красива, безумно красива. Слишком нежный взгляд, сейчас стошнит. Чем-то обеспокоенный. Она что-то говорит ему? Что она хочет? Она раздражает, надо закрыть ее прелестный ротик.
- Лангрэ, что с тобой? - красавица пятилась назад. В ее больших изумрудных глазах читался легкий испуг. Всего лишь...
- Иди сюда.
- Твои глаза...
- Иди сюда, я сказал.
- Что ты делаешь, отпусти... Пусти меня!
- Обязательно.
- Не надо... Нет! Не смей! Не трогай мое лицо!

Отредактировано Кантэ (2017-04-15 04:35:53)

Спасение всегда можно найти в чьей-то слабости

Отредактировано Кантэ (2018-08-03 02:20:22)

Взрезавший слух свист и хлесткий удар. Снова и снова. Седьмой, слишком торопливый, и двенадцатый, на котором, взревев от боли, он перестал считать, но мысленно продолжал рисовать каждый взмах тугой плети и Она угадывала ускользающее желание - ненавистное, но необходимое. Вычленяла из мозговой коры, перекатывала под своей осклизлой оболочкой, податливой, влажной и тягучей, даже отдаленно не напоминающей кожу. Ведь он должен показать, что предан Ей. Предан своей вере.
Он смолк и сжал зубы, больше не показывая агонию ни жестом, ни словом, ни взглядом, вперившись в каменную стену почти безучастно. Танцующая на кромке сознания боль затупилась и слилась с разодранным мясом - Она всегда знала, когда следует остановиться.
- Меньше, чем обычно, - женский голос глухо и неестественно зазвучал из темноты. Вместо лица - чернота. Весь абрис - волосы, грудь, руки, торс - струился вязкой ртутью и сочился на пол. Ног не различить, Она будто плыла по воздуху, тащила за собой на вид грузный шлейф легко и непринужденно - прекрасное и жуткое порождение, продолжение его мысли.
- Боги сказали, мне нужны силы. Ты знаешь, какой сегодня день.
- Седьмой день Страстного танца. Изгнание темных.
- Верховный жрец в храме Ильтара проведет мессу, - собственный хриплый голос, едва узнаваемый теперь, пробивался сквозь тяжелое дыхание и слегка подрагивал, - Боги говорили со мной на рассвете... Они... Я должен...
- Тише, - Она приблизилась к спине и опустилась на подобие колен, мягко смахнула пальцами стекающую кровь и прошлась мертвым языком по вспоротой коже, - Литургия начнется в обед. Ты успеешь отдохнуть.

Прикосновения ни теплые, ни холодные, никакие. Боги были милосердны, разрешали зализывать раны, нанесенные ради их упоения, за исключительную покорность, но лечить - нет. Она несколько раз слизала вытекшую кровь и только после разомкнула кандалы на ослабленных запястьях. Мужчину повело в бок и он рухнул на пол, выдыхая хрипло, в какой-то извращенной степени удовлетворенно, принимая черт знает какое по счету наказание от пантеона за грехи, которых не стыдился и которые не утаивал, в отличие книжников и фарисеев, зачитывающих из сакраментария коллекты. Все, кто отсиживал задницы в стасидиях и развешивал уши в храме, не без греха. Невинны лишь не рожденные и маленькие дети до первого удара палкой животного, до первого броска камнем в другого ребенка, до первого скверного слова, до первого гнева и плача, призванного безотчетно себя пожалеть. Они все порочны.
- Во имя богов серых и темных. Не утаенные, принятые и искупленные кровью грехи мои. Нет во мне ни жалости к себе, ни слабости к другим, ибо истязание тленной плоти есть очищение от грязи духа вечного. Во имя богов серых и темных... - под невнятный шепот уголь на полу мешался с багровыми кляксами. В подвале почти не осталось чистого, не исписанного места, в доме - денег и еды. От дракона сохранились лишь название и вертикальные зрачки - он давно не превращался, боги запрещали, но магию, единственную отраду, не забрали. Они говорили, что она служит вере и защищает ее. Сейчас, еще немного, дрожь в руке уймется и он сможет подняться, пройти в заросшую паутиной ванную и смыть разметанный по спине кармин, оставив лишь косые борозды на искусно рассеченной коже.

На заре первого летнего месяца было тепло, особенно ему, но дракон все равно запахнулся в темный плащ. Одежда привлекала внимание многим меньше заметных под легкой рубашкой или майкой увечий. Мужчина не стыдился, лишь избегал нежелательного внимания со стороны законников, снующих по оживленным улицам, будто зараза по венам. Женщина без лица исчезла еще в доме, ныне он в ней не нуждался и двигался отточенной, едва торопливой поступью к храму светлого бога один. Бросил короткий взгляд на помост посреди центральной площади - и снисходительно усмехнулся, с проступившей на переносице морщиной под натиском сдвинутых бровей совершенно искренне. Ох, сколько раз он пытался донести до них! Никто не слушал. Он пытался словом, призывая их отказаться от лживой и лицемерной веры, не прикрываться высветленной ширмой, принять свою суть и обрести очищение через боль, которую на самом деле жаждут боги. Им плевать на молитвы, плевать на мольбу, после которой последует радостная улыбка с оттенком успешного откупа. Почти каждый там, перед алтарем, фальшивит похуже музыканта-недоучки, но, в отличие от искушенного слушателя, каждый друг друга понимает и не замечает сучков в чужом глазу, чтобы ненароком не указали на бревно в собственном. Если бы дракон помнил, что такое жалость, он бы скривился.

Когда мужчина зашел в храм, жрец читал молитву. Сделав усилие над собой и проявив терпение к грешнику, служитель не прервался, но взглядом и мягким кивком разрешил найти свободное место и сесть. Дракон смотрел в упор, и пока узкие зрачки ввинчивали в пастыря все презрение к пустым псалмам, сзади по двери раскинулся и укрепился барьер. Жрец стих в недоумении, все присутствующие как один воззрились на вошедшего и он, наконец, направился вперед под прицелом десятков пар неумолимо заинтересованных глаз.
- Что ты им рассказываешь?
- Молодой че... - пожилой священник обратил внимание на глаза и запнулся, сглотнув. Стоило отдать ему должное - самообладание он по-прежнему не терял.
- Ты понимаешь, кому это рассказываешь? - дракон пошел вперед снова и старику пришлось пятиться в полнейшем смятении. Жрец решительно не понимал, что происходит, ведь храм - это святыня, убежище для каждого угнетенного, здесь никто не способен на насилие! Это невозможно.
- Может быть, сам Ильтар приходил к тебе и говорил, что так надо? Нет? Конечно, нет. А знаешь почему? - в голосе отчетливо проскальзывал вызов, ставший последней каплей в чаше выдержанности. На морщинистом лице жреца отразилась паника - его вера не позволяла применить силу в храме светлого бога, не позволяла защитить себя ценой вреда ближнему. Разве не насмешка?
- Потому что он спит вечным сном. Вечным - значит, мертвым! - дракон озверело рявкнул и повернулся к ошеломленной аудитории.
- Да это же тот сумасшедший...
- Обычно он распинается на площади и потом его уводит стража. Теперь и в храм полез!
- Что происходит? Кто-нибудь может объяснить?
- Почему его до сих пор не загребла инквизиция?
Разнотонный и раскатистый гул все усиливался вместе с негодованием толпы.

- Заткнитесь и послушайте! - мужчина глубоко выдохнул. Теперь самообладание старался сохранить он, и на удивление все замолчали, но не столько от возгласа, сколько от желтых глаз, наполненных безграничной и неотвратимой преданностью своим богам - безумием.
- Вы все прогнившие до мозга костей. Вы приходите сюда за прощением, но ваше притворство неизбывно - его ничем не изжить. Боги, не сломленные войной, говорили со мной и я знаю, чего они хотят на самом деле, - воодушевленная и блаженная улыбка растеклась по лицу и стремительно сменилась колючей, прогорклой злобой, - Увидеть ваше нутро. Вот ты! - дракон обличительно выбросил вперед руку с оттопыренным указательным пальцем, - Трахаешь шлюх в борделе в тайне от жены. А ты... Твоя женушка никак не могла забеременеть и вы взяли взрослую приемную дочь. Сейчас ей уже 16, почти расцвела. Сколько раз ты представлял, как она раздвигает перед тобой ноги, а? И сама шлюха тоже здесь! - он засмеялся и широко обвел ладонями зал, - Они все видят. Они все мне рассказали. Вы насколько погрязли в дерьме, не желая покаяться перед богами, признать свою натуру и искупить прегрешения, но! - он радостно взвел палец вверх, - Мои боги тоже могут быть терпеливы. Их терпение почти иссякло, но они дают последний шанс. Моим голосом я изъявляю их волю и окончательное слово остается за вами. Признайте, кто вы есть, и живите без страха перед кем бы то ни было! Только перед богами, воля которых проста и понята - вы научитесь получать от этого страха удовольствие, если примете веру... пандемониума.

В храме ненадолго повисла звенящая тишина, которую рассек детский плач младенца. Женщина прижимала сверток к груди, с глазами, полными настоящего ужаса вперемешку с богатейшим спектром эмоций - возмущением, злостью, удивлением, непониманием.
- Все здесь грешны, кроме него, - мужчина с волнующей нежностью, которой может смотреть на дитя родной и любящий отец, взглянул на орущий комок, и незамедлительно поинтересовался у женщины, обращаясь ко всем, - Ваш ответ?
- У-убирайся, - смелости сказать набралось, и хоть она заикнулась, в том больше не было никакого значения. Все остальные молчали, слишком пораженные происходящим в святыне, не постигнувшие, не осознавшие. Жена так и не дала гулящему мужу пощечину, шлюха не выбежала их храма, пристыженная, а пара с приемной дочерью не удосужилась даже переглянуться. Сложно поверить, да и было ли это правдой на самом деле? Их замешательство спадет совсем скоро. В конце концов, молчание - знак согласия.
- Вы сделали выбор, - тон стал бесцветным и сухим, - Шлюхе - смерть. Изменнику - смерть. Растлителю - смерть, - цепкий взгляд, огонь, крик. Трижды одиночный, затем - полнотелый шквал эмоций, сотрясший стены. В него полетели магические заклинания, но внутри храма не оказалось магов, способных разбить барьер. Люди рвались наружу, и дверь не подчинялась, полностью подконтрольная дракону.
- Отдай дитя. Ему предстоит поучаствовать в великой цели - очищении всех вас. Дай мне его! - он удерживал женщину воздушной петлей, она отчаянно рвалась наружу, обнимала ребенка настолько крепко, насколько позволяла его хрупкость, но разве ее что-то могло спасти? Только благоразумие. Она была хороша собой, примерная жена и мать, вкусно готовила и любила свою семью. Все, что требовалось - подчиниться воле богов, поверив проводнику их слова. Не захотела. Жаль... Но он богов ослушаться не может, и они хотят очищения через наказание, одно из самых жестоких и сильнейших - насильно отнять ребенка у матери.
Когда в руках оказался младенец, метать всевозможную цветастую гадость резко прекратили. После учиненной расправы с грешной троицей приближаться боялись, прекрасно осознавая, что вспыхнут как спички с таким же успехом. Вторя их мыслям, опасливо, словно предупреждающе, плясал огонь в лампадах. Часть продолжала тарабанить в двери, часть завороженно наблюдала за дальнейшими действиями. Истошный вопль матери, ребенка и... он что-то упустил.

Барьер снаружи сломали, не успела капля чистой и невинной крови упасть. Он лишь сделал надрез, как тьма болезненно скрутила его, а младенца ловким движением вырвали из рук. Темные маги инквизиции, да не в одном экземпляре - как по заказу.
- Во имя богов серых и темных. Не утаенные, принятые и искупленные кровью грехи мои. Нет во мне ни жалости к себе, ни слабости к другим, ибо истязание тленной плоти есть очищение от грязи духа вечного, - он оставался верен своему богу, даже когда путей отступления не осталось. Безумцу хватило оставшихся крох на дне черепной коробки, чтобы осознать - ему не победить, он сделал все, что мог, и теперь следовало позаботиться о куда более важном.
Тьма - смертельно опасна для тех, кто тьмой не владеет. Особенно, если ее силы превосходят. К прискорбию, дракон не владел, но злорадная и довольная улыбка упорно не спадала с лица. Мужчина настолько привык к боли, что их тиски и пронизавшие насквозь потоки, препятствующие телепортации, обласкали кожу, мясо и кость, а причинять непоправимый вред они, очевидно, не хотели, чтобы устроить показательную казнь - так принято сегодня, в день праздника.

Его небрежно волокли из храма, он не вырывался и не кричал. Старался четче и быстрее перебирать ногами, сосредоточил все силы на женщине без лица, призвал к себе и поддерживал контакт вплоть до тех пор, пока запястья не оплел холодный и отягощающий ханлон. Она не исчезла, когда надели оковы - его верная Иллюзия, парадоксальная видимость хоть какого-то рассудка, чтобы не разговаривать с собой в гнетущей пустоте, тогда как в черепе не осталось ничего вменяемого и это попросту не хотелось признавать до последнего. Мужчина вложил в Нее всю мощь, успел создать сложную, но очень простую в реализации программу - выполнение команды после прервавшейся связи с магом. Этому в академии его не учили. В магии дракон всегда был одним из лучших, у многих оставив о себе хотя бы эту память.
Как только магическая связь оборвалась, Она начала к нему льнуть непоколебимым стальным фрегатом. Ее никто не мог остановить, на Нее не действовали удары и безудержные, соскальзывающие хватки, но и Она не была способна предотвратить неизбежное, если бы ей приказали. В очередной раз всем стало любопытно, что будет дальше, и площадь невольно замерла, неотрывно глядя на привязанного к столбу сумасшедшего.
- Вы не получите мою душу. Не услышите мой агонизирующий вопль, - он по-прежнему счастливо улыбался, - Мои боги заберут меня, заберут у вас! Вы будете сжигать пустой труп, - серебристо-грязные ладони ласково скользнули по его щекам. Поверх затихшей толпы пронесся хруст позвонков.

Отредактировано Кантэ (2019-01-28 01:32:08)

- Дракон!- подернутый дымкой женский голос зазвучал разъяренным эхом. Черные крылья взметнулись в воздухе, а после исчезли, сокрытые божьей волей. Молодая женщина в смоляном платье смахнула каштановые волосы за плечи и уверенным шагом направилась через тлеющее пепелище к ковыряющему в зубах большому ящеру. Ей достаточно было небрежно взмахнуть рукой, чтобы огромная рептилия перед ней, сама того не желая, приняла человеческую форму.
- Опять ты, - Кантэ окинул точеный силуэт оценивающим взглядом, усмехнулся и засунул руки в карманы, - И даже без щупалец.
- Мне это надоело. Который раз я прихожу и...
- Слушай, женщина, уйди, а. Без тебя тошно.
- ...прошу тебя бесноваться подальше от людских поселений! Сколько можно, я тебя спрашиваю?!
- Ну и причем здесь я? Все претензии к умалишенному, с которым я вынужден тесно соседствовать. Я увожу его подальше от деревень, а он их все равно находит.
- Значит нужно еще дальше! Я хотела сегодня закончить, а теперь у меня шестнадцать бесхозных душ. Шестнадцать, дракон!
- Что же ты так разоралась. Я почти уверен: если бы твои родственнички не намутили какую-то дичь в час моего рождения, никаких бы проблем сейчас у нас с тобой не было. Вот с ними и разбирайся, а меня оставь в покое, - махнув рукой в знак прощания и намекая, что более продолжать разговор не намерен, Кантэ направился подальше от сгоревшей деревни.
- Стоять, - Габриэль подплыла к застывшему ящеру. Он и впрямь остановился, не в силах противостоять слову и желанию представительницы пантеона, - У меня идея получше. Раз по-хорошему ты не понимаешь, будет по-смертельному. Ты мне поможешь.
- И не подумаю, - Кантэ с неосознанным интересом поймал подернутый антрацитом взгляд женщины и понял, что, вопреки мгновенно выброшенному сопротивлению, проявляет любопытство, и Габриэль это чувствует. Ведь он очень плохо представлял, что, будучи пусть не совсем простым, но смертным, может сделать для богини. Дракон поджал губы, сменил тон и добавил, - Давай так. Скажешь, как воскресить Тейара, и я тебе помогу.
- Будто Тейар тебя спасет, наивный...
- Продолжай, продолжай, я тебя слушаю.
- Ничего я не скажу, - женщина позволила себе легкую усмешку и быстро вернула на лицо вуаль отрешенности с примесью скорби, как обязывает статус.
- Тогда и помощи не жди.

- Вот тут я тебя уже не спрашиваю, - Габриэль встала перед драконом, слегка подалась вперед, приподнимая подбородок, и приоткрыла губы. Изо рта смерти прямиком в лицо Кантэ хлынула струя густо-черного неосязаемого дыма без запаха и вкуса. Он сообразить толком не успел, когда неведомый поток окатил с головы до ног и на мгновение оставил без просвета. Возникло ощущение непривычной легкости в теле, словно все органы перестали функционировать, а стоило прислушаться пуще, так и вовсе показалось, что требухи внутри нет и тело стало полой безжизненной оболочкой.
- Что за дрянь? - дракон прокашлялся, размахивая перед собой ладонью и разгоняя странный дым, который и сам, исполнив вверенную ему миссию, спокойно развеялся. Как только взгляд зацепился за руку, ящер завис и принялся себя разглядывать. Черным было все - от носков сапог и кромки плаща до перчаток и капюшона, - Мрачно, но стильно. Ты на кой меня так вырядила?
- Это твоя рабочая одежда, - женщина вручила Кантэ косу характерной наружности, с костяным полотном и рукояткой, и черепком вместо клина с кольцами, - Теперь ты Габриэль. Удачи. А я пошла отдыхать.
- Подожди, что значит... Эй! - дракон ощупал пальцами щеки и то, что он почувствовал, ему не понравилось, - Что с моим лицом?
- Чуть не забыла, - смерть повернулась к мужчине и сунула в руку свой неизбывный символ - красную розу, - Тебе нужно «выкосить» души в деревне - все шестнадцать - до того, как упадет последний лепесток, иначе ты останешься моим жнецом навсегда, - заявление, наконец, огорошило ящера и нависшую гробовую тишину через полминуты встревожила лишь Габриэль, - Принимайся за страду, - женщина распахнула аспидные крылья и картинно исчезла на фоне закатного солнца.

- Загробная стерва, - голос прорезался, а первостепенное желание узнать свой нынешний облик стронуло все прочие мысли. Кантэ кинул косу с розой на землю, рванул к журчащему неподалеку ручью и вгляделся в водную гладь, - Драконью мать... Какого хрена, Габриэль! - ящер стянул капюшон и провел ладонью по лысому бледному черепу. Несмотря на прекрасную видимость, глазницы пустовали, на месте носа зияла темная впадина, а подвижный рот светил зубами - нигде ни одного лоскута кожи, ни одной артерии и мускула. Мужчина попытался снять перчатки и сапоги, разорвать плащ на груди и оторвать кусок от полы, чтобы продраться к плоти и посмотреть, реальны ли очертания его мышц под одеждой или теперь это лишь обман, но без толку. Ни один сантиметр ткани натиску не поддался.
Из чистейшего эксперимента Кантэ безболезненно ковырнул пальцем в глазнице, потихоньку начиная осознавать суть происходящего, а когда присмотрелся к ногам и понял, что парит в паре сантиметров от земли, мозаика сложилась.
- Смерть, ты паскуда, - усердие перекатилось в результат и у дракона получилось пройти одной ногой сквозь кондовую земную твердь. Значит, не показалось. Он больше не ощущал внутри жизнь, не мог нащупать пульс, не чувствовал подвижный кровоток - смерть оставила ему только сознание. Неизвестно, какие круги Изнанки прошли коса и роза, которые, как думал Кантэ, он кинул на землю, но сейчас они обрушились ему на голову. Стук обуха о макушку разошелся по теменной кости приглушенной вибрацией. Ничего более значительного ящер не почувствовал, однако приятного все равно мало. Нетрудно догадаться, что так будет каждый раз, как он оставит свое личное, по всей видимости, имущество, и проще все таскать с собой. Дракон повертел в руках цветок, попробовал погрызть, поломать, оторвать лепесток - тщетно. Почесав острием косы затылок и нацепив капюшон, мужчина развернулся к деревушке и увидел сонм неприкаянных душ. Жутковатое зрелище, но выхода богиня смерти ему не оставила. Будто бы в подтверждение мыслям красный лепесток, покачиваясь, устремился вниз и по пути распался на легкую дымку, так и не коснувшись травы.

- Товарищи, внимание! Сейчас вы быстренько скооперируйтесь и мы все вместе отправимся в увлекательное, непродолжительное и ни капли не утомительное путешествие, - Кантэ понятия не имел, как нужно «собирать урожай». Из самого очевидного - скосить, ведь орудие ему выдали не просто так. Не желая бегать за каждым, дракон решил одним махом снести всех, потому счел целесообразным выйти на середину деревни, дабы на него обратили внимание, и под взмах косы продекламировать указание. Кто бы его еще слушал...
- Ты кто такой?
- Смерть с косой. Ну неужели не видно, ей богу.
- И чего тебе надобно?
- Сопроводить всех вас в лучший мир. Наверное. Не то чтобы мне оно надобно, но если не сделаю, ходить мне с такой мордой до пришествия Ильтара. Так что давайте, шустрее.
- Не пойдем мы никуда. Ишь какой умный нашелся, - говорить с Кантэ вызвался, по всем признакам, староста деревни. Старик, как и все присутствующие, выглядел опрятно, будто и не умер только что, и не сгорал до костей. Выдавала призраков лишь неуловимо дребезжащая, легкая, но все же заметная прозрачность, - Я думал, смерть придет ко мне в виде прекрасной девы, с кудрями да фигуркой... А с тобой я никуда не пойду. Ты на деву не похож. В придачу ни рожи вон, ни кожи, - с этим было трудно спорить. Вопреки тренированной сдержанности  внутри закипало негодование. Становилось не до шуток, стоило сознанию схлестнуться с будущим, где он может навсегда остаться по ту сторону, незримый для живых, стертый с лица земли, будто свежее грязное пятно.
- Изыди, - процедил Кантэ сквозь зубы и без церемоний полоснул по близстоящей душе косой. Где-то на задворках мужчина подозревал, что не все так просто, но теперь надежда начала стремительно подыхать в конвульсиях.
Попавший под раздачу подросток сначала вздрогнул, после захихикал, а еще через пару секунд смешки послышались со всех сторон. Оружие по своему прямому назначению работать отказывалось. Сдаваться сразу - не его метод, оттого ящер продолжил упражняться с косой и попытался применить те смысловые методы, которыми привык оперировать во время волшбы.
- А ну прочь.
- Нет.
- Марш в Изнанку.
- Не-а.
И так еще несколько раз, пока терпение не скончалось.
- Да пошли вы, - в сердцах дракон плюнул, хотя плевать там было нечем, и размашистым шагом прошел сквозь стену ближайшей полусгоревшей избы, чудом сохранившей часть каркаса.
Вальяжно устроившись на груде хлама, навскидку состоящей из покореженной кроватной царги и обвалившихся стропил, Кантэ задумался о том, что он делает не так, какая Габриэль сука и за что ему, конкретно ему, все это дерьмо. Меж тем с розы, которую он вертел в руке, опал второй лепесток.
Интересно, а они хоть до конца осознают, что уже мертвы?
Размышления могли бы пойти в правильном направлении, но дать им волю мужчина не успел. С мысли сбила подползшая под бок маленькая девочка - тоже призрак. До недавних событий Кантэ бы отреагировал более живо, но теперь он флегматично, насколько позволяло выражение голого черепа, взглянул на внезапное вторжение в личное пространство, изъявленное бледным миниатюрным силуэтом, и снова отвернулся. Сидел он сейчас, скорее, по привычке, ведь и в этом надобности больше не было. То подобие организма, которое эфемерно ворочалось под плотным монолитом плаща, подсказывало: нет никаких базовых потребностей, нет усталости, нет надобности в сексе, не нужно спать, есть, пить и дышать. Жнецы мало чем отличаются от неупокоенных душ, только у них есть четкая и постоянная задача - жатва тех осколков жизни, которые еще как-то могут напомнить о некогда целостных историях.

- Ты думаешь только о себе, - для маленькой девочки голос оказался слишком глубоким, что заставило дракона заинтересоваться и вновь взглянуть. Она же, будто осознав оплошность, прокашлялась и следующие слова изрекла натуральным детским голоском, - Ты эгоистичен и не стараешься.
- Ты тоже сгорела вместе с остальными?
- Нет, я здесь уже давно.
Дракон переваривал сведения секунд пять, и на шестой в голове созрел гениальный, на его взгляд, вопрос:
- Раз Габриэль сама смерть, могущественная и вечная, почему она не может забирать все души? Почему призраки остаются?
- Она не волочет в Изнанку насильно и уводит тех, кто готов уйти. Упертых Габриэль оставляет на откуп живым, к которым несчастные так тянутся.
- А если души не осознают, что они умерли? Такое вообще возможно?
- Да. Многие почившие, обернувшись бестелесным субстратом, поначалу находятся в замешательстве и не воспринимают действительность. Габриэль помогает им понять, а принимают они сами. Не в ее интересах плодить озлобленных призраков, но против воли душу Габриэль забрать не может.
- Я не помогаю им... - озарение пришло стремительно. Кантэ бы почувствовал, как шевельнулся мозг, если бы он был на месте.
Девочка улыбнулась, неуклюже слезла со смолистых деревяшек и махнула рукой в подзывающем жесте:
- Теперь ты знаешь, что им сказать. Пойдем, лепестков осталось мало. Вон, еще один упал.
- Постой, - от тона голоса разило озадаченностью, - Ты откуда все это знаешь?
- Ну... Э... Я очень древний призрак. Мы накапливаем самые различные знания, в том числе и о загробном мире, - девочка снова улыбнулась, на этот раз шире, и потянула дракона за руку. Он потянулся, но не успокоился.
- Почему ты не озлобилась и не превратилась в жуткую хреновину?
- Потому что я маленький милый ребенок и злость у меня атрофирована изначально. Все, пойдем! У тебя нет времени.
С последним аргументом Кантэ не мог не согласиться и с косой наперевес вышел обратно к умершим селянам. Те смотрели заинтересованно, некоторые с легкой смешинкой во взгляде, но фимиамов враждебного настроения ящер не уловил.
- Уважаемый. Как вас величать, я не знаю, но нужно поговорить, - дракон выжидающе посмотрел на старика и добавил, - Это не займет много времени.
- Ну, чего удумал? - староста отошел от толпы, которая их теперь вряд ли слышала.
- Ваша деревня сгорела. Внимательно осмотритесь кругом, целых домов не осталось, сплошное кострище, - Кантэ выждал, пока старик повертит головой, и продолжил, - Я, как и вы, не существую для живых, потому все жители меня видят. В повседневной жизни вы вряд ли встречали нечто подобное, - мужчина сделал незамысловатое круговое движение ладонью на уровне своего лица, далекого от былой привлекательности и каких-либо человеческих черт в целом, - Мне искренне жаль, но вас больше нет в живых. На самом деле нет.
При разговоре с Габриэль дракон пренебрежительно и цинично отзывался о случившемся, но сейчас, глядя в потухшие глаза, со старческой катарактой на правом, морщинами вокруг, как извечными шрамами от прожитых радостей и печалей, ему было жаль, потому что в этих зрачках остывали жизни всех членов его семьи, друзей, товарищей, соседей, каждого живущего в злосчастной деревушке.
- Вас ждет такой же мир. Он без красок, но он не даст вам забыться. Оставшись здесь, вы постепенно потеряете рассудок, превратитесь в отвратительную тварь и кто знает, как поступят те, кто обнаружит скопище озлобленных призраков. Изгнание - скорее всего, но вы не станете прежними, не вспомните близких, не переродитесь для новой жизни. Бесконечные скитания и вечная пелена ненависти. Вы уверены, что все они заслужили после смерти именно это? - дракон перевел взгляд на сгрудившуюся полупрозрачную компанию.
Старик заметно помрачнел, понимающе кивнул и направился к толпе, чтобы объясниться. Кантэ наблюдал, как меняются лица и как каждого одолевает горесть, и по выражению многих пар глаз понял, что почти все близки к готовности уйти.

Под небрежным и мягким росчерком косы один за другим они рассеивались без следа, но их взгляд с лица еще долго не удастся смыть. Когда осталась последняя душа, Кантэ глянул на розу. Теперь не хватало мышц лица, чтобы улыбнуться.
- Быстрее, один лепесток остался, - девочка все это время находилась рядом для моральной поддержки, хотя, признаться честно, дракон о ней на какое-то время позабыл.
- Пусть упадет.
- Что значит - пусть упадет?! - пискляво воскликнув, малышка вытаращила на ящера ошарашенные глаза.
- То и значит - пусть упадет. Мне понравилось стараться и помогать. Это определенно лучше, чем калечить и убивать. Ты так не считаешь?
- Дракон!
Представшая взору картина все таки смогла его удивить. Из безобидного на первый взгляд ребенка бойким ростком выросла... богиня смерти, явно недовольная происходящим.
- Ты что творишь?
- Слушай, голуба, я у тебя то же самое могу спросить. Это что за ролевые игры?
- Я хотела преподать тебе урок. Потом решила помочь, опасаясь, что ты не справишься.
- Стой-стой-стой... Для тебя было важно, чтобы я справился?
- Конечно! Вот что ты сейчас творишь?!
- Я решительно не понимаю, в чем проблема, - Кантэ перевел взгляд на почти облезший цветок и удовлетворенно полюбовался, как последний лепесток слетел со стебля, - Ой, упало... Ну все, тебе пора, - паренек, наблюдавший мизансцену, так и отбыл в мир иной с раскрытым ртом.
- Дракон, ты... ты... У меня нет слов, чтобы охарактеризовать твое беспутство и сумасбродство.
- Да в чем дело?
- Ты стал жнецом смерти!
- Очаровательно.
- Нет! Зачем ты мне сдался?
- Подумаешь, отмени все. Ты так ловко дыхнула на меня перегаром, наверняка есть и обратная процедура.
- Нет... Неужели до тебя не доходит? Эта роза... Слово богини нерушимо.
- Чудно, значит, хочешь не хочешь, но мы с тобой коллеги. Сама же жаловалась на нехватку времени, а теперь жаба душит работкой делиться?
- Дракон...
- Хе-хе-хе.
- Дракон!

Отредактировано Кантэ (2019-02-28 00:48:33)