Эрртис скучала. И очень сильно.
Одиночество угнетало. Два стула напротив ее стола сперва тоскливо пылились, а потом крайне «удачно» слиняли, будучи унесенными парой особенно веселых посетителей. Подсаживаться же к наемнице (а Вдова была готова поспорить, что половина таверны прекрасно знала, какими услугами она заведует) с жутким двухметровым свертком за спиной, являвшим собой знаменитый и неповторимый в своем подобии флейты сарбакан, никто не желал. Да… за несколько предыдущих посещений Эрртис ясно обозначила свое личное пространство, и теперь пол в радиусе метра вокруг нее был чист от всех возможных ходячих, ползучих и лежачих живых существ.
И теперь Каракурт, изображая на лице высшую степень вселенской тоски, разглядывала мир через зеленое стекло бутылки и его алое содержимое, уронив голову на стол и обхватив теперь совершенно бесполезную «драгоценность» руками. Чуть кривое, это самое стекло выдавало все тела и лица искаженными до безобразия, а вино еще и добавляло всей картине темный, коричневатый свет. В итоге Эрртис казалось, что она находится на дне болота, а вокруг нее пляшут длиннорукие заляпанные грязью утопленники. И гомон. Он был таким… монотонным. Убаюкивающим. Сперва он казался Вдове громким. А потом… кажется, приутих… словно между ней и толпой оказалась стеклянная стена, становившаяся все прочнее, толще, неприступнее…
И музыка, ор и гул становились как будто дальше. Эрртис закрыла алые глаза, в миг лишившиеся своего живого, огненного свечения. Ее манил сон. Усталость покорила ее и прочно вбила в голову, что любое движение нарушит этот прелестный покой, это счастье, этот…
- Кыш! Обзор загораживаешь!!
- А? Чего? Я не сплю! – живо отреагировала Эрртис, мгновенно встрепенувшись и выпрямившись за столом, словно вымуштрованный солдат. Алые глаза снова «зажглись».
Для того чтобы избавиться от дремоты окончательно, ей пришлось потрясти головой, от чего растрепанная медная копна на голове, столь удачно притворившаяся волосами, стала выглядеть еще более плачевно. Каракурт машинально поправила шляпу и заправила под нее все те пряди, что настойчиво лезли в глаза. Но спросонья у нее этого не вышло, и те локоны, что чуть не попали «в плен», коварно объединились и образовали естественную ширму ее левому глазу. Эрртис сразу же лениво отмахнулась от «челки» и сосредоточила свое внимание на происходящем.
Гомон возобновился. Но это не попортило ситуацию – Каракурт уже давно заметила того, кто прервал ее сон.
Точнее, «ту».
«Ну, хорошо. Конца света не случилось. Все в порядке. Отбой», - сама себе мысленно сказала Эрртис, собираясь уже отвести взор с одинокой брюнетки за столом и возобновить созерцание вселенной через стекло бутылки.
Но тут она вернулась к ее созерцанию с утроенным вниманием. Было в ней что-то… знакомое? Не сказать чтобы. Родное? Да едва ли Эрртис могла испытать что-то подобное в адрес человека, которого видит впервые… наверное впервые. Хотя перед ней был не человек, это точно. «Дракон, точно, дракон» - подумала Эрр, вглядываясь в разные глаза через ползала. Но интерес был вызван не этим – в конце концов, в Рахене полно драконов. Ее привлекли глаза. Точнее, один глаз, красный. Эрртис была готова поклясться, что видела его прежде – и не только в зеркале, созерцая саму себя.
Черная Вдова чуть приподнялась, упираясь о стол одной свободной рукой, словно пытаясь перегнуться через него, чтоб хоть на сантиметр оказаться ближе к знакомой незнакомке. Любопытство? Нет. Это было нечто большее.
На секунду Каракурт позволила себе отвести взгляд и посмотреть на зажатое в руке горлышко все еще полной, запечатанной бутылки. Отличный повод познакомиться…
Эрртис встала из-за стола и ухватила стул за спинку. С мгновение она собрала решимость в кулак, собираясь разрушить столетней давности устой, гласивший  – остерегаться новых знакомств. И вот она размашистым шагом направилась к столу девушки.
Воцарилась тишина – точнее, воцарилась бы, ибо стих гомон, прерванный невыносимым скрежетом передвигаемого Эрртис стула. «Этот не сопрут» - подумала с усмешкой она.
Приблизившись вплотную к столу, за которым сидел «объект интереса», Черная Вдова, сама до ужаса пораженная своей наглостью и бесцеремонностью, помахала перед Ревул полной бутылкой.
- Не будешь против моего скромного общества, а?
При этом в глазах у нее, должно быть, отражался бесконечной глубины шок. Кажется, только сейчас Эрртис действительно поняла, что перед нею, возможно, представитель совсем другого общества. Сейчас девушка могла с легкостью и позором отшить ее. «Черт побери… не делай этого. Пожалуйста. Я сама не знаю, зачем я так глупо веду себя… но значит, так надо», - мысленно взмолилась Эрртис.

Да, молчание затягивалось. Эдакая мертвая тишина, которая всегда следует за глупыми поступками. Тишина безмолвного осуждения, каждое мгновение которой натягивает ваши нервы все сильнее и сильнее, более всяких возможных пределов. Самая настоящая душевная дыба, пытки в которой перетекают в телесную кару – грудь ритмично сдавливает от неодержимого волнения, словно поверх нее водрузили наковальню.
Только многолетняя выдержка не позволила Эрртис изобразить на лице извиняющуюся ухмылку, говорящую «Ну, вы поняли, да? Это была сего лишь глупая шутка!». Только эта самая выдержка не позволила ей начать кусать ногти – ну и, конечно, тот факт, что обе руки были заняты, а сами ногти и без помощи кузнецких щипцов «скорректировать» было невозможно. Еще Каракурт могла обгрызть губы. Но тут уже вмешалась жалость к себе. И выходило, что Вдова ну никак не могла дать выход нетерпению и страху, что вот-вот подорвут ее изнутри. Благо, никто сейчас не мог видеть ее глаз, скрытых полой и тенью шляпы. Они сейчас были, должно быть, такие же, как у нашкодившего кота.
Но вглядываясь в лицо сидящей пред нею особы – а лучшего способа незаметно осмотреть ее вряд ли бы представилось, - Эрртис ощутила, что самообладание медленно возвращается. Похоже, девушка чувствовала себя немногим лучше. И снова молчание, пока, наконец…
-Кхм...-присаживайся, если хочешь. – Каракурт в какой-то миг даже не поверила своим эльфийским ушам…
…но в следующую секунду уже плюхнулась на свой же стул. Она, было, хотела перевести дух и поздравить себя с первым шагом к знакомству. А потом Эрр вдруг ясно ощутила, что ей нравится дурачиться перед девушкой. Она начинала входить в раж – и первым же делом закинула ноги в тяжелых сапогах на ближайший свободный стул. Рваный темный плащ, потрепанный и облезлый, пал на пыльные полы – подчеркивая непринужденность обладательницы, граничащую так же с крайней степенью лени и ненавистью к стирке. Тем самым Каракурт очень удобно расположилась боком к столу, имея прекрасную возможность опереться на него локтем. Возможно, таким образом она даст своей «соседке» повод расслабиться. А может, схлопочет по дурной башке.
- Я – Эрртис, кстати. Это сокращенно. Полное имя такое длинное, язык сломаешь, - хитро сообщила Вдова, ставя на стол свое «сокровище», являвшее собой всего-навсего бутылку вина.
А потом до Эрр дошло, что пить из одного горла будет, как минимум, некультурно – в первые две минуты знакомства, во всяком случае. Поэтому она повернулась к стойке – алые перья на шляпе описали яркий пируэт – и заорала:
- Эй, трактирщик, где мои бокалы?! Мне нужны два! Один лично мне, а другой… - тут Вдова на миг заткнулась и повернулась к своей, возможно, будущей собутыльнице. – Кстати. Совсем забыла. Как тебя зовут?

Два бокала тихо цокнули о стол, будучи принесенными тощим прыщавым пареньком – сыном трактирщика, зарабатывавшего мелкую монету, бегая на посылках. Эрртис на автомате взяла их в руки и принялась придирчиво проверять на наличие возможных трещин и сколов. Так как это дело требовало немалого внимания, а, следовательно, и некоторого времени, Каракурт попыталась разделить свой разум на два дела – первая половина ее мозгов, объединившись с глазами в коварный стратегический союз, занялась бокалами, а вторая, прихватив с собой слух,  сосредоточилась на сидевшей напротив девушке. Правда, занявшись делом, ей пришлось отказаться от расслабленной позы – и теперь Эрр восседала на своем месте, широко разведя ноги, скрещенные между ножками стула, локтями уперевшись в стол, тем самым, крайне близко поднеся первый бокал к глазам.
-Я...кхм...
Едва разноглазая особа подала голос, Вдова, желая продемонстрировать все внимание к ее словам, на миг отвлеклась от созерцания дна бокала и перевела взор на девушку. При этом от нее не укрылось нечто, подобное замешательству, отразившееся в лице будущей собутыльницы.
-Я...Ревул. Приятно познакомиться.
Эрртис на миг взглянула на бокал и тотчас поставила его на стол, пододвигая к ней.
Вихрь эмоций улегся. Она до последнего надеялась, что имя напомнит ей что-либо. И еще больше Вдова желала – тайно от самой себя, - чтоб произнесено было то самое, родное, давно забытое. Она уже не помнила, как в действительности звали ее сестру, о которой в памяти хранилось так мало реального и так много выдуманного – но была уверена, что услышав это имя, сразу вспомнит. «Как же… Торос… нет… Терис… Атерис…» - часто ночами гадала Эрртис, тщетно пытаясь выдавить из памяти истинное звучание. За сто двенадцать лет расставания она забыла имя родной сестры – и бесконечно корила себя за это.
А сейчас она скрыла лицо за новым бокалом – собрав волю в кулак, Владыка Маскарада просто вперилась в него взглядом.
- О… мне тоже… очень приятно, - выдавила она наконец.
Второй бокал снова цокнул о стол. Будучи несколько расстроенной, Эрртис так и не заметила крохотного скола на его краю – или попросту не пожелала его увидеть. Рассеянно она потянулась к бутылке, собираясь ее откупорить.
- Ну что ж… предлагаю первый тост посвятить нашему знакомству, - единым вздохом выгнав из себя как тоску, так и тоскливые воспоминания, Эрртис хитро усмехнулась, глядя в разные глаза девушки.

Эрр закрыла глаза и тупо усмехнулась, не размыкая губ. Именно так она обычно давала отпор взбунтовавшейся нервной системе, отрицавшей алкоголь и страшившейся потери контроля над разумом и телом. Голова тяжелела с каждой секундой – казалось, выпитое вино, фильтруясь в крови, утрамбовывалось в черепной коробке с такой силой, что принимало твердое состояние. Но боли не было. Вдова ощущала только… ничего. Отчего-то эмоции отхлынули от «внутренностей» ее духа и скопились в вечно пустующей «оболочке» - и теперь на лице Эрртис отражалась просто демоническая радость, в то время, как внутри – пустота. Или, точнее, страшное подозрение. Что-то было не так.
Тем временем, прикладывая усилия к слипшимся векам, желавшим разомкнуться, Каракурт заставила себя зажмуриться, переходя в открытый протест всему происходящему. Обычно первая бутылка не становилась для нее провалом в памяти – этого не произошло и сейчас. Не этому вину ломать ее выдержку.
Но собутыльница это сделала с лихвой.
«Что я сейчас вытворяю? Побери меня Ильтар, с чего я изображаю пьяную простушку с кучей железяк в области бюста? Почему я вообще так себя веду?» - и это шло в разрез с ее поведением.
- Ах-ха-ха… - ее уста, наконец, разомкнулись, равно как и челюсти, открывая миру жемчужные зубы. – Эти бокалы выдержали такое… что обычным стекляшкам и не снилось. Ну, разве что, в самых извращенных снах.
Сии слова прозвучали так… легко. И так просто они сорвались. Никогда Эрртис не было так просто с кем-то общаться. Ни капли недоверия. Ни капли издевки. Потоки негатива, изрыгаемые ею, словно разделялись, дабы пролететь мимо Ревул. Куда угодно. В кого угодно. Ее напряжение попросту не касалось девушки.
- Мой супруг поговаривал – да будет земля ему прахом… то есть, пухом… что если делать из этого стекла мечи, то на вырученные деньги Рахен сделает себе пол из чистого золота. И все эльфийские сплавы отправятся в… - Эрр набрала в грудь побольше воздуха, готовясь изрыгнуть самое верное из всех слов, для пущей убедительности потрясая пустым бокалом.
Тут очень кстати подоспела вторая бутылка, а прыщавый мальчишка с мольбой в больших добрых глазенках посмотрел в полные тупой жажды очи Вдовы. На секунду воцарилась напряженная пауза, во время которой Эрртис улыбнулась самой неприличной своей улыбкой, переходя на откровенный шантаж.
Парень понимающе кивнул – хотя больше сей жест напоминал смирительный поклон проигравшего, - и плеснул в пустой бокал Черной Вдовы вина. Эрр расслабленно вздохнула и снова повернулась к Ревул, усмехаясь извиняющейся улыбкой льва, только что откусившего голову дрессировщику.
- В общем… а на чем мы остановились? А, ладно, проехали. Ради приличия… выпьем за моего покойного муженька. За Тиэля Амено! – повысив голос, воскликнула она, поворачивая голову из стороны в сторону.
Вокруг послышались дружные звоны стаканов и пивных кружек, задорный плеск выпивки.
- За старика Тиэля! – подхватил могучий детина за соседним столом, разом осушая пару пинт дешевого эля.
- За Тиэля Амено! – хором взревели сидевшие неподалеку вышибалы, которые «помогли» Эрртис вообще войти в эту таверну – пользуясь случаем, Каракурт весело подмигнула им.
- Все знают его, - пояснила она столь благую реакцию окружения собутыльнице. – Любил он веселиться, понимаешь ли… и здесь часто опустошал карманы. И, знаешь, не только свои. Тут по нему очень скучают. Особенно, те немногие, кто его пережил, - хихикнула Эрр, опрокидывая содержимое своего бокала в глотку.
Поморщившись, она ощутила, что теперь те самые «темные» чувства растворились в разрушительных морях нахлынувшего алкоголя.
«Ну и нет у меня желания не поворачиваться к ней спиной. Ну и что? Пора бы уже расширять этот круг. Иначе в нем никого, кроме каменной стены, не будет никогда» - подумала Вдова, прикладывая холодное стекло ко лбу. Затем она отняла бокал от головы и поднесла его к глазам, созерцая запотевшую стенку.
И все равно голова не болела.
А жар, захватив мыслительный центр, начал свое победоносное шествие вниз. Кажется, скоро надо будет выпустить его – кулаком обо что-нибудь живое.

…Дверь за Ревул захлопнулась с тем звуком обреченности и безысходности, с коим неумолимый топор палача опускается на плаху.
Во всяком случае, для Эрртис он прозвучал именно так.
С пару мгновений она еще пребывала в полнейшем непонимании происходящего – смесь из непонимания, растерянности и даже некоторой обиды заковала ее в прочный ледяной доспех, мешавший движению. Очень нескоро наемница перестала тупо пялиться на дверь и перевела взор на зажатый в руке бокал с вином, гладь которого снова выдала ей ее же отражение, спасаясь от пустого взгляда красных очей.
“Мы с тобой снова остались одни”.
Каракурт опрокинула содержимое из емкости в жаждущую влаги глотку, пытаясь активировать мыслительную деятельность посредством выпивки. “Мы… хм. А кто это – «мы»? Я… пора принимать все как есть!”.
Почему она ушла? Почему? Что было не так? Неужели Эрртис снова все испортила? Неужели нет никакой надежды на то, что она снова научится затягивать связи с окружающими? Неужели ей суждено оставаться одной в этом мире, прижавшейся лопатками к чему потверже, остерегаясь предательского удара сзади?
Горечь и боль потонули в новой порции вина. В глазах начало подозрительно расплываться – но то явно было не действие алкоголя. Коньюктивы взорвались адской болью – незаметные в человеческом обличии, но существующие воспаленные надрезы в уголках глаз ясно дали знать, что слезы уже навернулись, и, во избежание бессмысленных мучений, необходимо собраться духом и…
…Бутылка взмыла кверху дном, примкнув горлышком к узким, обветрившимся губам. Она была почти полной…
Главное, что была.
Эрртис рывком встала из-за стола, ощущая внутри дьявольскую решимость отыграться на задетом самолюбии… хотя нет. Это не оно ныло и болело где-то в области грудины. Сердце… ах, как оно билось, как оно мучило ее… да. Ее душу.
Черная Вдова направилась к двери – горделиво расправив плечи, выпрямив спину, запрокинув голову, увенчанную диковинной шляпой с пышными багряными перьями. Проходя мимо стола, за которым дремал хмельным сном худощавый старикашка, любовно обняв две полные бутылки вина, Эрртис что-то неосознанно прорычала и выдернула «драгоценности» из рук у пьяницы, готовясь, если что, дать ему отпор. Но старик, невнятно пробормотав пару ругательств в адрес местной стражи, так и не удосужился проснуться.
…У самого порога ее догнал сын трактирщика. Кажется, у Эрртис была идея смести хрупкое тело со своего пути, ударить, отшвырнуть, причинить боль – хоть десятую часть того страдания, которое рвало ее нутро на части. Вино уже окружило ее хороводом из перекликающихся, ей одной слышимых голосов; и выделялся среди них, как всегда, особенно вкрадчивый, особенно убедительный шепот. «Ты обречена, убийца из Рахена, - говорил он ей. - Обречена на одиночество! Ты не способна удержать рядом с собой живое существо, будь оно даже подобно тебе до последней мысли и капли крови! А вдруг… вдруг только что вот из этой двери вышла не Ревул, а твоя сестра? Ты упустила шанс, убийца из Рахена. Упустила шанс на счастье».
Желая прогнать навязчивые видения, дать отпор взбунтовавшемуся воображению, Эрртис замахнулась на беззащитного паренька, и…
…Опустила руку.
Блеск живых глаз позволил ей на миг вынырнуть из объятий сумасшествия, сунуть в протянутую ладонь горстку монет и выскользнуть на улицу, под светлые лучи утреннего солнца.
Щурясь от света, Вдова долгое время шла, не различая дороги. Дурман, напавший на нее в таверне, прошел бесследно, голова, продуваемая свежим ветром, освободилась от мучительного давления, обычно царящего в людных местах.
В ранний утренний час на улицах уровня Ворго было тихо и пустынно. Оттого и так хорошо. Так много возможностей и времени на размышления…
В руках все еще имелись две бутылки, готовые залить одиночество и боль, утешить и помочь. Отхлебнув на ходу, Эрртис направилась к переходу на другой уровень города Рахен, постепенно ощущая тепло, волнами льющееся по могучему телу.
Нет… эти две посудины не отнимут у нее ясность ума, но подарят веселье!

---> Низины Падших.

Отредактировано Errtis (2012-02-24 13:18:24)

Начало игры. 30 число месяца Плачущей сирены. 1645 год. Вечер.
Артика поправила висящую на плече лютню и вошла в таверну. Это место уже три года было одним из любимых ею. Здесь юная музыкантка два раза в неделю пела и играла по вечерам, если не уезжала куда-то. Правда, особо ездить она не любила, покидая Рахен не чаще раза в месяц.
Внутри, как обычно, было полно народу. Свободных мест не наблюдалось ни в одном уголке таверны. "Корн" любили за то, что здесь уютно и доступно как состоятельным клиентам, так и тем, чей кошелек скудно позвякивает медью. Город драконов гостеприимно распахивал двери перед любым, и в немможно было встретить кого угодно, представителя любой расы и сословия. Таверна "Корн" вслед за городом так же лояльно относилась к посетителям.
Десятки круглых столов, окруженных тяжелыми стульями, не пустовали, заставленные блюдами, бутылками, кружками. У стойки тоже царило оживление. Запахи горячей еды смешивались с запахами духов и пота, звон бутылок - с гоготом и криками посетителей. Все это сливалось в какофонию.Артика подошла к хозяину, стоявшему за стойкой, и улыбнулась в знак приветствия. Ее привычное место чуть в уголке, на небольшом возвышении, ждало свою обитательницу.
Присев, она кивнула проходящей мимо подавальщице и заиграла. Первые несколько минут никто не слушал. Но затем посетители сообразили, что звучит музыка, и замолчали. Даже кружками стучать старались потише. И тогда Артика запела:
Лунная ночь, и прохлада вокруг да около.
Где ты, мой милый, что рядом летал бы соколом?
За руку брал бы и зорко тоску выглядывал,
Нежностью грел бы и лаской безбрежной радовал?
Пламя костра, словно золотом, плещет ласково.
Где ты, мой милый, что жизнь бы мне сделал сказкою?
Полной улыбки, сюжета неповторимого.
Где ты, который меня бы назвал любимою?
Эту балладу она написала недавно. Мать в очередном письме потребовала вернуться и не заниматься глупостями, а выполнить ее требования. Ну уж нет. Выходить замуж за незнакомого, чужого мужчину? Ну уж нет. Она будет ждать свою истинную любовь. А если до того случится какое увлечение - почему нет? Взрослая уже, можно немного и голову потерять... Но самой. Пусть это будут ее ошибки и ее путь, а не желание матери, окостеневшей в своем эгоизме. Почему она, сильная пророчица, не понимает, что нельзя давить на дочь? Если бы ей, Артике, нравился жених, она не сбежала бы. И не противилась браку. Сама мама вышла замуж по любви... Но дочери отказывает в том же. Поэтому вместо виконтессы Артики Ассалиан уже несколько лет поет Льдинка. А в городской больнице работает скромная целительница Ари.
Мелодия лилась, словно прохладная вода из кувшина. Подавальщицы то и дело оглядывались на певицу - тема любви им, как всяким женщинам, была важна.
С шелестом тихим вдруг золота плеск и шорохи.
Кто ты, мой гость, что примял разнотравья ворохи?
Я тебя знаю? Ты порождение праздного?
Кто ты, как звать тебя? Правду, гость милый, сказывай.
Золота лентой тяжелой костер очерчивал,
Взгляд твой тяжел. Повинуюсь, коль делать нечего.
Будем с тобой об огне и любви беседовать.
Будешь ты тайны и чувства мои выведывать.
Я расскажу тебе правду, порыва слушаясь.
Жизнь моя вряд ли порадует – серость скучная.
Речью шипящей чаруешь, внемлю доверчиво.
Посетители завороженно слушали песню, не забывая поглощать еду и выпивку - кормили в "Корне" вкусно и сытно, хотя и незатейливо. Впрочем, что еще надо, чтобы расслабиться, как не кружка доброго эля и славная компания?
- Мне бы уйти, убежать, да уж поздно. Что ж, делать нечего.
Кто ты, очами взирающий, жгущий пламенем?
Что будешь делать с полученным этим знанием?
Тяжестью золота плечи согрело ласково.
Шелест сквозь пламя «Не бойся. Все будет сказкою».
Кто ты, что нужно тебе, гость ночной, загадочный?
Мне обещаешь ты сказку? И сам ты сказочный.
Пламени треск нарушается тихим шепотом:
«Прошлого нет. Устелю путь твой звонким золотом.
Я разыскал тебя в мире твоем нерадостном.
В дом заберу свой, сомнения выжгу яростно.
Ты мне нужна, для тебя человеком стану я.
Следуй за мной и забудь жизнь чужую, странную!»
Треск догорающих веток, как знак прощания.
Я ухожу в ночь глухую. За ним, в молчании.
Слушать его заставляет душа доверчиво.
Счастье меня за порогом ждет летним вечером.
Кто был героем песни - Артика еще не придумала. Наверное, дракон. Ну или еще какой нечеловеческий... Как всегда увлекшись, Артика не смотрела в зал. И поэтому не видела, как один из посетителей, высокий массивный мужчина, пьянее некуда, встал и подошел к ней, покачиваясь. Увидела его девушка, только когда он заговорил.

Начало игры
30 число месяца Плачущей сирены. 1645 год. Вечер.

К началу вечера молодой Драгонфлай уже мягко говоря был навеселе. Вольготно устроив ноги в нечищенных сапогах прямо на столешнице, в расстегнутом камзоле, с пахабной ухмылкой разглядывая молоденьких подавальщиц, молодой дракон продолжал неспешно тянуть «Драконью смерть», изредка отвлекаясь от процесса, чтобы оглядеть посетителей чудного заведения на предмет наличия знакомых, которые смогут разделить с ним этот дивный вечер. Почесать языком хотелось нестерпимо, но делать в одиночку это было так же противоестественно, как предаваться акту любви со своей правой рукой, представляя себе грудастую девицу из тех, что покрасивше.
«Какая же скука,» - сдержав зевок, Олейор в очередной раз оглянулся, едва не свалившись с опасно накренившегося стула. Гул и хохот, царившие в трактире, стали тише. Встряхнувшись от пьяной дрёмы, дракон осоловело уставился на девушку, располагающуюся недалеко от его стола на небольшом возвышении для изредка забредающих сюда музыкантов и певцов – не иначе, как появившаяся словно из неоткуда «менестрель» собиралась потешить публику за несколько блестящих монет: «Ну что ж, послушаем!» - оценивающий взгляд скользнул по рукам, груди и лицу девушки. В целом, музицирующая красотка показалось знакомой, но где именно им случилось встретиться до этого вечера, Олейор вспомнить не мог.

Рыжеволосая миловидная особа извлекала из своего инструмента чарующую мелодию, переплетающуюся со звонким, приятным голосом: «Уснуть можно…» -теряя остатки интереса, все-таки зевнул Олейор и потянулся к кувшину, на дне которого еще оставалась настойка. Душа требовала чего-то повеселее поэтических, но неимоверно тоскливых баллад, от которых и без того не радужное настроение скатывалось в откровенно унылое: «Эрика рыжебородого бы сюда… Вот это был бы разгуляй!..» И все-таки песня зацепила, вытаскивая из глубины души какие-то странные чувства, от которых по щеке едва не пополза одинокая мужская слеза. Олейор сурово свел брови на переносице, чувствуя досаду на себя из-за внезапно проснувшейся сентиментальности – еще пара кувшинов крепкой настойки, выпитых под подобное музыкальное сопровождение, и всё – охотник за артефактами, наследник рода Драгонфлай, проливая реки слез от умиления, будет любить весь мир, икая, как последний пропойца.

Тем временем песня затихла, но восторженных возгласов слышно не было. Отвлекшись от своих размышлений, Олейор оживился: намечалась драка – закрутив головой, молодой дракон выжидающе огладывал толпу на предмет смельчака, который решился бы отстоять честь дамы. Странно, но таких не находилось, а душа внезапно потребовала приключений. Дракон поднялся со своего насиженного места, ругнулся, запнувшись о ножку стула, но все же сумел гордо выпрямился, оправляя мятый камзол, и, подумав, взял свой полуторник, прислоненный к краю стола. Чуть пошатываясь, дракон брел к месту действия: шаг Олейора был не таким твердым, как его намерение восстановить справедливость.
- Эй, ты! – получилось сипло, пришлось кашлянуть, чтобы прочистить горло, и повторить уже громче и более внятно: - Эй ты, п-подлец! Убери руки от дамы! – сказано было, на вкус дракона, отменно, несмотря на количество выпитого, но амбалистого мужика миловидная девчонка интересовала, видимо, больше, чем окрик за спиной. Разозлившись, Олейор решил прибавить весомости своим словам: клинок с хищным шорохом покинул ножны – одна из служанок, не сдержавшись, завизжала в голос, как будто на дощатый пол уже полилась кровь. Лучше было бы сразу двинуть со спины по затылку или вытянуть по хребту, но «сев на любимого конька» Олейор просто не мог упустить шанса покрасоваться перед немногочисленной публикой: короткий замах пустыми ножнами закончился хлестким ударом по ягодице мужика, сам Олейор отступил назад на пару шагов, вытянув руку с мечом – так, чтобы негодяй видел качающееся из стороны в сторону острие напротив своей грудной клетки.
- Оставь девушку в покое, ты, жирная свинья! – чуть растягивая слова, произнес дракон, покрасневшая физиономия которого лоснилось от пота так же, как рожа оппонента.

Отредактировано Олейор Драгонфлай (2012-07-29 19:52:21)

30 число месяца Плачущей сирены. 1645 год. Вечер.

Девушка стала вырываться, что весьма начинало злить мужика, но и одновременно все больше распылял в нем интерес к этой хрупкой девушке. Почти вплотную приблизившись к ее лицу, он уже было прижался своими губами к ее, но все же координация пьяницы не может похвастаться своей точностью, так что поцелуй пришелся девушке в щеку, однако мужик не собирался сдаваться. Еще пару раз предприняв свои попытки, он опять же целовал ее щеки, вместо прекрасных алых губ.
- Конфетка, будь добра и перестань трепыхаться, - он грубо схватил ее за подбородок и притянул к себе, опять же с намерением все же испробовать ее поцелуй на вкус, однако и тут ему вновь не повезло.
Как таковых слов, с "просьбой" отпустить восхитительную деву из своих рук, он не услышал, зато прекрасно почувствовал, как по его пятой точке прошлось что-то весьма твердое, хоть особой боли из-за хмеля, который ударил в голову, он и не почувствовал, однако обиду испытал. Не отпуская девицу из своих рук, он немного шатаясь повернулся на сто восемьдесят градусов, и презрительным взглядом посмотрел на того, кто все же посмел его побеспокоить в такой щекотливый момент.
- Ах, ты мелкий прыщ! - грозно прорычал он, отпихнув от себя чье-то хрупкое тело, и на ходу доставая свой меч. Девушка сразу же ушла на второй план, а посетители таверны дружно загалдели, делая свои ставки. Да и что с них взять, ведь народу всегда не хватает "хлеба и зрелищ".
Надвигаясь на сопляка мрачной тучей, мужлан горел желанием восстановить свою мужскую "честь и достоинство", по крайней мере так же отхлестав его по заднице, как это сделал он, дабы привлечь к себе внимания. Но существовало одно но...
То ли день сегодня не задался, и звезды легли в один ряд, показав ему свою пятую точку, то ли у этого засранца было слишком много друзей в этой таверне, однако, как только он был в пару метрах от наглого мальчишки, то какой-то индивид поставил ему подножку, и эта огромная туша, подавшись закону тяготения, стала падать на пол. Все бы ничего, если бы его от выпивки багровое лицо не встретилось с деревянной поверхностью стола, которая по странному стечению обстоятельств оказалась на его пути. Это стало последним воспоминанием, которое ему удалось заработать на сегодня, так как после такой "горячей" встречи, мужлан просто отключился и во весь рост распластался на грязном полу. Через пару минут его уже выносили из помещения на воздух.

Артику трясло от шока. Впервые за три года выступлений здесь она попала в подобную ситуацию. Как правило, посетители таверны не трогали менестреля, предпочитая слушать ее песни и награждать за это одобрительными криками или звонкой монетой. Пару раз было, что пытались познакомиться подвыпившие мужчины. Но им хватало мягкого отказа или многозначительного взгляда вышибалы. А, он выходил утихомирить какого-то пьянчугу, вот почему не было рядом в нужный момент. Как хорошо, что вмешался этот парень.
Спаситель подошел и подал руку. Артика встала, прерывисто дыша. Испуг холодил кровь почище металла.
- Ты в порядке, красавица? Не ушиблась? - Ба-а-а, да ты вся дрожишь. Пойдем, тебе нужно успокоиться.
- Я... все хорошо, я просто упала, когда он толкнул, - Артика глубоко вздохнула и попыталась унять дрожь. Пока получалось плохо. Тем временем спаситель сделал заказ.
- Вина сейчас не надо. Лучше что-то покрепче, чем вино.
Покрепче? Артика покачала головой: с алкоголем она не дружила никогда. Попытка выпить чего-то крепче, чем легкое цветочное вино, окончилась, помнится, головной болью и тесным общением с фаянсовой вазой ночного предназначения.
- Нет, я не буду пить, - отказалась она. - Мне плохо станет. А вечер еще только начался, я должна еще работать. Спасибо, я просто посижу с тобой немного и пойду на свое место.
Она села на стул и пригладила волосы, растрепавшиеся от "объятий". Достала платок из сумочки, плеснула на него водой и сильно растерла лицо, смывая прикосновения пьяного хамла. Платок положила на стол, не спеша убирать его обратно. Тем более что это был не дорогой батист, а простой лен. Да, неплохое начало для вечера. Кто бы мог подумать...
- Первый раз так получилось? Ты смелая, если рискнула выступить здесь без того, кто будет готов вступиться за тебя. Иногда здесь хватает всякой швали. Мое имя Олейор, я дракон, спасаю принцесс от перепивших рыцарей. Ну не плачь, умоляю тебя, моя несравненная нимфа...Если будешь плакать, мне придется снять рубашку, что бы было чем вытереть твои горькие слезы. Лучше улыбнись мне, красавица, и расскажи кто ты и откуда, а если этот бугай вздумает сейчас вернуться, клянусь, я покромсаю его на множество маленьких упырят, каждый из которых будет настолько мелким, что ты сможешь раздавить его, как таракана.
- Я и не собиралась, - почти спокойно улыбнулась Артика. - Первый, да. Обычно здешние посетители ведут себя спокойно. Пытались, конечно, знакомиться и предлагать всякое... Но им хватало простого "нет". А если не хватало, то вышибала Том помогал им понять, что я не настроена на общение. А сейчас он невовремя выволок на улицу пьянчужку и поэтому все произошло без него. Спасибо тебе, что вступился. Я уже думала, что, пока вернется Том, мне придется тяжко. Вряд ли этот тип успел бы что-то сделать, до откровенного насилия ему бы дойти не дали. Но облапал бы неслабо.
Она прикрыла глаза, успокаиваясь. Не время было для истерики - предстоял еще целый вечер работы. Да и не в характере юной виконтессы было глупо блажить из-за того, что уже произошло. Было и было. Да, страшно от мысли, ЧТО могло бы случиться... Но ведь пронесло, спасибо Ильтару и дракону. Что же делать, если такое повторится, а Олейора или ему подобного рыцаря рядом не окажется? Придется поговорить с хозяином. Если он хочет, чтобы Артика и дальше продолжала выступать у него, пусть озаботится ее безопасностью. Найдется же в таверне крепкий мужик, способный посидеть рядом пару часов ее выступления.
Улыбнувшись Олейору, Артика попросила у подавальщицы холодной воды и взяла с тарелки кусочек мяса - испуг породил легкий голод.
- Меня зовут Льдинка. Я здешняя, родилась в Рахене. Правда, в другом конце города. Сейчас живу одна в доме дяди, с родителями не общаюсь - ушла из дома после очередной попытки матери выдать замуж за кошмарного типа. Еще мне не указывали, за кого замуж выходить! - фыркнула она. - Здесь уже три года выступаю пару раз в неделю. А теперь ты о себе расскажи!

Отредактировано Артика Ассалиан (2012-08-02 00:03:42)