Страх подгонял гораздо лучше, чем попутный ветер, толкавший в спину. Нехороший такой ветер, холодный и злой, он доносил до обостренного слуха несущегося в сторону города всадника хрипы, крики и вой. А еще казалось, что за самой спиной проносятся когти, которым не хватает всего пары миллиметров, чтобы вцепиться в свою жертву, которая только что сбежала из ловушки. Скорее всего, мужчине просто чудилось, ведь солнце еще не село, и тракт, что проходил не столь далеко, еще был относительно многолюден. Ревел скот, который гнали домой пастухи, ржали кони, подгоняемые посматривающими на сильно растянувшиеся тени возницы, не то кричал, не то смеялся патруль, неведомо почему еще не завалившийся в ближайшую к воротам таверну в Таллеме. А за спиной хлопал плащ, объясняющий и когти, и ощущение тяжелого дыхания кого-то опасного и очень быстрого. Разум говорил, что все в порядке, что можно сбавить темп и не пугать путников, которым нечасто приходилось видеть коня, что едва ли не в ногах заплетается, до такой степени старается ускориться еще больше. И уж точно редко они видели всадника, который станет так издеваться над несчастным животным. Да и куда можно так торопиться? Ворота закроются еще нескоро ведь, успеется. Потому и провожали не то укоризненными, не то непонимающими взглядами. И лишь несколько человек задумались, что не просто так все, нет-нет, да и бросили взгляд на мрачный лес. И уж точно никто не заметил капли крови на грязном месиве талого снега. Лишь когда до стен города осталось совсем немного, бешеный галоп столь же неожиданно для окружающих перешел на легкую рысцу, а после – и вовсе в шаг. Но судя по необычной лошадке, она была готова проскакать еще столько же и в таком же темпе.
- Стой… Стой… Я задыхаюсь…
Поводья давно уже выпали из рук и теперь уныло болтались у самых копыт. Чудо, что конь не споткнулся и не зарылся носом в землю. Но от цэдафов можно и не такого ожидать, вполне возможно, что ему так было даже веселее.
Левифрон согнулся пополам и уткнулся лбом в шею скакуна. Гриф, как звали коня, услужливо приподнял голову, чтоб хозяин не перекувыркнулся через него. Он ведь мог, с координацией и владением собственным телом у него все было плохо. А теперь, когда адреналин схлынул и организм просек, какие рекорды только что побил, он предпочел получить все лавры посмертно. Отдышаться Филин пытался минут десять, за то нужно было благодарить осознание важности ситуации. Случись что-нибудь более незначительное, упорхнуло бы сознание мужчины в дальние дали на двое-трое суток, но сейчас он такого позволить себе не мог. Нужно было держаться. Ловчие отдыхают лишь тогда, когда бремя жизни более не сковывает их. Такая роскошь Левифрону пока не светила. Его отряд не выполнил задание, но даже не в том дело было. Есть долги куда более важные.
***
Заказ из окрестностей Таллема пришел неделю назад. Может показаться странным, ведь у города есть своя магическая гильдия, но порой простой народ предпочитает доверить свой покой простым воякам, цели которых с большего ясны, чем официальным лицам из Золотого Феникса. В этот раз было так же. Их было трое: ллайто, синори и он, алхимик и врач. Левифрона взяли на случай, если крестьяне все же не преувеличивали, рассказывая о том, что весь лес кишит тварями, которые не то звери, не то гады ползучие, тут уж смотря с какой стороны смотреть, и что куча народа уже полегло. Кто ж знал тогда, что несведущие люди умудрились сделать картину намного более скромной, чем она была на деле.
К больнице, что уже не раз попадалась им на глаза, они пришли к концу третьего дня. Сегодня. К тому времени уже стало ясно, что в этой местности бытует алхимик-нелегал, балующийся некромантией, а может и не только ей. Местные указали на частную больницу, что славилась не совсем доброй репутацией. Темные байки про нее ходили, да и репутация создателя не блестела чистотой. Уже тогда Герхен пришел к пугающей мысли, что их отряд может оказаться слишком мал, но с чем Тейар не шутит. Порешили, что раз Таллем до сих пор ничего не заметил, то нелегал либо не столь страшен, как кажется. Идею, что в больнице их может ждать отнюдь не мелкий озлобленный отчисленец из магический академии, все задвинули на задний план. Все, кроме Филина. Позвоночником он чувствовал, что идеализм не к месту. Он ведь осматривал тела чудовищ, приходил к раненым крестьянам, даже кладбище посетил, откуда трупы взяли тенденцию сбегать. Не нравилось ему происходящее. Совсем не нравилось.
Только вот кто в этом мире слушает вконец надышавшегося алхимическими парами Левифрона. Его оставили стеречь лошадей, пообещав скоро вернуться. Все, что мужчина смог – заставил своих соратников наглотаться всевозможных зелий, повышающих их шансы. В крепости все давно знали, что если Герхену что-то в голову взбрело, лучше слушаться. Отступить и позвать подмогу монстроловы не могли, но вот с зельями уступили алхимику. Слухи о его интуиции тоже разносились быстро. Жаль, что веры в нее оказалось слишком мало, чтобы спастись.
***
«В следующий раз я подмешаю слабительное. Самое жесткое, какое смогу создать. Чтоб неделю из кустов не вылезали, чтоб разум усыхал от обезвоживания и боли, чтоб все геройские замашки ограничивались лишь способностью сдержать крик. И пусть проклинают. Проклинающие живые намного лучше молчащих мертвых» - делая глубокие вдохи, постфактум думал Левифрон.
Только сейчас до них с Грифом добежал Клейм. Волкодав старался не отставать, но до волшебного скакуна ему было далеко. Особенно если учесть, что он хромал на одну лапу. Вероятнее всего, он понял намного раньше, что опасность миновала, а потому спокойно шел по следу. Не в его правилах было тратить силы понапрасну, а если хозяин возмутится, то можно оправдаться тем, что пес прикрывал тылы. Если бестиария Левифрона позволит ему разобрать эти отговорки, разумеется.
Алхимик потихоньку принял вертикальное положение. Тело болело, приходилось держаться за луку, чтобы не вывалиться из седла. Сердце постепенно замедлялось, дыхание восстанавливалось. Вместе со спадающим адреналином прояснялся разум, позволяя судить о случившемся более трезво.   
***
Просидев час недалеко от лечебницы в ожидании ловчих, Герхен все меньше и меньше мог держать себя в руках. Не было ни криков, ни звона стали. Ни-че-го. Только тишина здания и гомон, доносящийся с тракта. Ну и птицы, что пели в глубине леса. Клейм, стоит сказать, тоже вел себя странно: крысился то на больницу, то на тени между деревьями. А потом резко успокаивался. Затем по второму кругу. Ему тоже не сиделось, но волкодав прекрасно понимал, что нужно охранять хозяина. И вот, когда солнце уже начало уходить с небосклона, он окончательно затих, поднял голову и заунывно завыл. Ему вторили собаки с тракта. Но только Клейм делал это как-то особенно, будто бы специально. В народе говорили, что собаки воют на нежить, мол, чуют они, когда дух нездешний к порогу приходит. Герхен же знал, что чувства позволяют многим животным улавливать момент смерти тела. Это походило на паранойю, когда ты во всем видишь то, что хочешь увидеть, но алхимик действительно узрел в этом сигнал. Ему хотелось, чтобы пес почувствовал то, что должен был почувствовать. Иногда даже с того света можно вернуть, если успеть добежать.
И Филин побежал. Ворота были заботливо открыты, входная дверь тоже. Внутри больницы виднелся свет. Все выглядело очень человечно, настолько, что вера в собственную правоту у Герхена маленько пошатнулась. Только вот своему волкодаву он верил намного больше, чем таким вот учреждениям, и твердо знал, что петь заупокой тот просто так не станет. Так оно и случилось. Человечности происходящему хватило ровно до того момента, как Герхен переступил порог. Дверь захлопнулась, ударив по лапе следовавшего за хозяином пса. Клейм взвизгнул и инстинктивно отступил, невольно позволив двери закрыться. Заперев Левифрона внутри.
- Какая жалость, псинка тоже хотела умереть! Приходи позже, ночью, и тебя обязательно растерзают. Порвут тебе вены на шее и выпустят всю кровь. И тебе выпустят!
Кажется, еще только-только какое-то белое пятно поворачивало ключ в замке, а теперь оно уже кинулось на алхимика. С реакцией у Филина было туго, а потому он не успел полностью уйти от мелькающих перед глазами рук, что вылилось в довольно внушительный порез шее. С другой стороны, это позволило подпустить белое пятно ближе, и алхимик успел заметить, что же за чудовище перед ним. Удивительно, но это был приличного вида мужичок, разве что исхудалый и с синяками под глазами, которые могли побороться в своей запущенности с синяками самого Герхена. И глаза. По ним можно было сказать многое. Правый смотрел диким взглядом, зрачок был расширен. А левый… А левого глаза не было. И, кажется, не так давно он был еще на месте. Еще не остановившаяся кровь, заливающая не то пижаму, не то саван, и следы весьма неаккуратного его удаления были красноречивей всяких слов.
- Сдохнешь, как они сдохли!  Псам все мало! И ему все мало! Лучше ты, чем я! Пусть он заберет твои глаза! Пусть он отдаст тебя Богу!
Пользоваться телекинезом в незнакомой обстановке весьма затруднительно, но невменяемый пациент лечебницы, являющейся по своему профилю приютом для душевнобольных, является прекрасным стимулом. Под «руки» подвернулся не то столик, не то высокий табурет. Хотелось бы верить в гуманизм в такой ситуации, хотелось бы вспомнить собственные постулаты, но инстинкты оказались сильнее. Левифрон попал точно по виску, мужичок резко умолк и осел на пол. Потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки и не ударить еще раз. Достаточно, чтобы развернуться, победить такой сложный механизм поворачивающегося ключа в замке и выбежать на улицу, пока где-то за спиной призрачные когти царапали деревянный пол, а тени сгущались в патоку. Что мог сделать один алхимик там, где столь тихо и незаметно сложили головы натасканные вояки?
***
Ныне же, когда алхимик был вполне живой и далеко от проклятой лечебницы, становилось ясно, что туда придется вернуться. Твари, изводившие местных жителей, приходили оттуда. Там пропали два монстролова, и долг Герхена был вернуть их в крепость, пусть даже мертвыми.
«Мне нужна помощь. Только кого в этом тейаровом городе можно убедить, что местная богадельня опасна, и уж тем более кто захочет искать там трупы гонимых всеми ловчих. Слишком сложно объяснит простым людям, что значит, когда каждого из нас ждут домой. Каждого».
Рану на шее, оказавшуюся просто поверхностным порезом, мужчина наспех замотал бинтом и закрыл от лишних глаз, натянув капюшон на голову. Солнце почти скрылось за горизонтом. Нужно было куда-то идти и хотя бы где-то переночевать. Продолжая эту здравую мысль, нужно было составить план, послать весточку в Мернот, получить дальнейшие указания. Только вот Филин был морально разбит и хотел если не сам отправиться умирать к братьям по оружию, то хоть отправить туда армию и разнести лечебницу по кирпичику. Ему хотелось что-то делать, а там, если повезет, тело само упадет от усталости и стресса. Желательно, перед этим успешно уничтожив гнездо того, кто так чудовищно опорочил алхимию, омыв ее невинной кровью.
«Коллеги должны что-нибудь знать. Но я не знаю, где искать алхимиков в этом городе. Кроме гильдии, разве что. Есть у меня альтернативный выбор? Нету. Из разумных, разумеется. Умереть я всегда успею…»
К полному закату Левифрон уже пробивался в замок «Феникс», куда его решительно не желали пускать. Стражу у ворот и не спрашивали, хочет она его пускать или нет, а потому алхимик продолжал настаивать на аудиенции с кем-нибудь разумнее огородного пугала, закованного в латы. Его слушали, куда делись бы, но по-прежнему не давали прорваться, хоть силой гнать не решались. Солдат пугал Клейм, они прекрасно видели, что собака не домашняя, не украшение псарни. Пес натаскан убивать, а потому запросто мог отгрызть руку наглецу, пусть и облаченную в доспех.
- Повторю еще раз для особо понятливых! Та лечебница в лесу плодит монстров, и дабы вам стало понятно, сколь масштабна катастрофа, я могу привести цифры. Так ведь будет наглядней, да? Я знаю, что большинство людей, упакованных в этот металлолом, эмоционально настроены чуть тоньше табуретки, им не дано понять перспективу трагедии. Они любят цифры, цифры можно сопоставить и проанализировать. Так вот, то, что сидит там, убило двух опытных ловчих Мернота. Так достаточно понятна мысль, которую я пытаюсь донести до вас последние двадцать минут?! Двух. Опытных. Ловчих. А хотите я вам расскажу, сколько жителей окрестных деревень уже погибло от лап химер и призванных чудовищ из Изнанки?! О, так вот оно, ключевое слово! Вы боитесь Изнанки? Так чтоб вы провалились туда сейчас же, раз не хотите меня пускать!

Отредактировано Левифрон (2014-07-18 03:03:09)

- Сударь, успокойтесь! Приходите завтра утром, вас непременно кто-нибудь выслушает. А сейчас идите своей дорогой, поздно уже.
У одного из стражников, видимо, просто сдали нервы. Сколько таких вот буйных приходит к порогу гильдии ежедневно? Сколько в таком большом городе, как Таллем, проживает различных сирых, убогих и всячески нестабильных личностей, кои жаждут помощи у великих и могучих магов? Сколько придуманных историй различной степени свежести выслушивают эти молодчики за свою смену? У них тут частенько и Изнанка начинает крупномасштабные боевые действия против общества любителей кукурузы, и Сет с Акалом, по свидетельствам очевидцев, играют в покер прямо у порога храма в честь Ильтара, смущая тем самым благочестивых монашек. А уж сколько самих Ильтаров собственной персоной приходит якобы вещать свою волю! Разумеется, история про подозрительный сумасшедший дом как-то потеряется на этом фоне. Даже жаль стало, что Левифрон не подумал об этом раньше. Люди ведь чрезвычайно недоверчивы и недальновидны, нужен как минимум свершившийся конец света прямо вот здесь, перед дверями замка, чтобы они хотя бы почесались. Может стоило придумать что-нибудь более внушительное? Вся ирония ситуации заключалась в том, что порой людей проще заставить поверить в то, что небо падает, чем в то, что уже из следующего похода в лес за цветами дочь вот этого самого стражника имеет все шансы не вернуться.
«Как можно защищать этот народ, если он не верит в смерть? Иногда у меня создается впечатление, что разум Боги раздают наугад, бросая монетку. И очень многих эта монетка невзлюбила».   
- Я останусь здесь до утра, если так. И если вы позволите, каждая новая смерть селян с этого момента будет ложиться на вашу совесть. Я не могу заставить вас увидеть, если вы не желаете раскрыть глаза, но и нести ваши грехи не намерен.
Весь энтузиазм сник так же быстро, как и появился. Уже второй раз за сегодняшний день алхимик не мог ничего сделать. Разве что только ждать какого-нибудь чуда или вернуться с позором в крепость, без товарищей и с осознанием того, что пройдет еще много времени, прежде чем кто-то другой забредет в ту больницу.  Придется раз за разом пересказывать эту историю семьям и друзьям павших, ловя на себе косые взгляды и ощущая тяжесть  вины за содеянное. Вернее, не содеянное. А потом колокольным звоном пронесется новость о зверствах близ Таллема, но уже безнадежно поздно,  и груз станет столь непомерным, что впечатлительному алхимику нужна будет помощь.
Все это чередой картинок мелькнуло перед глазами, и снова показалась чудовищной слепота этих людей в доспехах. Равнодушие. Тупое следование правилам. И даже инстинкты не пробиваются сквозь навязанную систему поведения. Абсолютно безнадежно.
«А я будто бы впервые в такой ситуации. Когда ж получится привыкнуть…»
А можно ли привыкнуть к смерти и полной неспособности что-либо с ней сделать?
- Я доверенное лицо Гектора Велиуса.
Совершенно новый голос. Левифрон уже искал взглядом место, где можно было просидеть до утра, капая на нервы страже своим присутствием, ведь идти ему было все равно некуда, да и не хотелось, как откуда-то из-за их спин появилась женщина. Вернее, по голосу Филин определил, что это женщина. По сути, это был лишь темный силуэт, необъятная черная материя, подол которой волочился по земле. Лицо было скрыто чем-то вроде шарфа, хотя Герхен наверняка сказать не мог. В общем, ему появившееся создания сразу показалось довольно странным.
«Я же уже сказал, что до утра никого не потревожу, так неужели нужно для верности подкрепить свой авторитет именами кого-то из гильдии? Я даже не знаю, кто это».
- Сегодня он не сможет принять вас, как и мы не сможем впустить вас в замок. Но вы можете пойти за мной, и я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы вас выслушали.
«Ясно».
Что бы о Филине ни говорили в гильдии, каким бы наивным созданием «не в себе» его ни величали, он родился далеко не вчера. Пусть порой он увлекался и его разум уносил его куда-то далеко-далеко, но сейчас, сквозь призму потрясающего здравомыслия, вызванного падением в меланхолию, он прекрасно видел, что помогать ему не собираются. Хотя даже влияния настроений для осознания этой истины не требовалось бы, ловчие часто слышали фразы, очень похожие на произнесенную женщиной. Его непременно выслушают, покивают с сочувствующим видом и под каким-нибудь благовидным предлогом отправят восвояси. Извините, мы ничего не можем сделать, потому что сегодня четверг и луна не в том доме.
Но лучше так, чем разговаривать со стенами.
И, надо сказать, мернотовец оценил, что именно девушка решилась выйти к нему на улицу, пусть даже и с целью угомонить и навешать лапши на уши, но все же нужна была определенная храбрость, чтобы на ночь глядя вести куда-то какого-то мутного, мокрого и грязного типа со здоровенной собакой.  А ведь Клейм пугал всех, и Филин был более чем уверен, что незнакомка не просто так прервала свой бодрый и уверенный шаг при виде пса.
Пока они шли по улицам, алхимик крепко держат волкодава за ошейник. Мужчина и сам был маленько дерганным, больно уж редко его заносило в большие города, тем более в тот счастливый час заката, когда всем можно было забыть про работу и предаться праздности. И люди заставляли порой шарахаться, и нелюди, и даже драные коты, шнырявшие тенями по парапетам и крышам. И шум. В городе было гораздо более шумно, чем в привычных горах, где необъятное пространство быстро поглощало все звуки. И если так реагировал разумный алхимик, то как знать, что инстинкты могут дернуть сделать Клейма? Еще цапнет мальчишку-карманника за руку, объясняйся потом с народом, что это в воспитательных, а не гастрономических целях.
Черное пятно, перемотанное шарфом, загадочно молчало. Девушка даже не сказала, куда ведет их, а здания сливались в одну сплошную череду одинаковых окон и дверей, не позволяя даже зацепиться за что-нибудь взглядом. И пусть шли они всего каких-нибудь десять минут, Левифрон был уверен, что петляли они как минимум по всему району. Город утомлял и путал.
Остановившись у одной из дверей, незнакомка попросила оставить волкодава у порога. Жаль, конечно, Герхен чувствовал себя без пса в высшей степени некомфортно, как наемник без меча или маг с опустошенным резервом, но правила приличия того требовали.  Призвав напарника терпеливо ждать, Левифрон вошел в дом, на ходу стягивая капюшон.
- Вы встречались с теми существами лично? Вы ранены?
А ведь точно, капюшон больше не скрывает бинты. Наверное, даже красное пятно достаточно большое, чтобы не дать соврать о том, что, например, Филин всего лишь порезался, когда брился. Хотя кто так старательно бреется как раз в районе сонной артерии? Мужичок не промах оказался, знал, где нужно людей резать. Незнакомку, впрочем, это каким краем не касалось, ведь даже самому Левифрону было удивительно наплевать, что там с его шеей. От такого не умирают, того достаточно.
- Если вы желаете меня слушать, то давайте сразу отметем тот вариант, что я сумасшедший и мне померещилось. Мне куда проще уйти, а не доказывать вам обратное. Отвечая на ваш вопрос: да, я их видел. Предугадывая следующий: я вижу подобных им едва ли не каждый день, потому твердо уверен в том, кого видел и что теперь говорю.
Вслед за хозяйкой дома Герхен расшнуровал и снял сапоги. Его об этом никто не просил, да и не в правилах ловчих было расслабляться на чужой территории, но больно уж грязные они были. Если бы кто-то в таких сапогах пришел в лабораторию к самому алхимику, он бы потом лично вылизывал те следы, что оставил за собой. Также алхимик снял плащ и безрукавку, они тоже несли на себе следы последних событий и дрянной погоды. Теперь его вполне можно было назвать человеком, пусть и по-прежнему видно было, что пребывал он в исключительно полевых условиях.
- Это мое скромное заведение. Здесь нет стражи или кого-то еще, кто мог вы вас оставить стоять на улице всю ночь. Но это не значит, что мои расспросы будут без особого пристрастия.
- Благодарю за гостеприимство, но оно мне совершенно ни к чему, - хозяйка улыбалась, а вот на лице у Герхена не было и тени радости. За его спиной маячило случившееся, впереди виднелось то, что он был обязан сделать. А девушка рядом – лишь веха между этими двумя точками, которая могла стать как помощью, так и препятствием, и только ей выбирать свое амплуа. Третьего не дано, психологов не нужно, комфортного и отвлекающего мира вокруг - тоже.
– Я отвечу  на те вопросы, на которые смогу, а вы мне прямо скажете, собираетесь ли помогать. Все прочее мне от вас не нужно, и я хочу, чтобы вы это знали и понимали. Я не затем здесь.
Немного грубо, да. Но Филин устал, выслушал достаточно от верзил в доспехах еще при замке и теперь решительно не желал раскланиваться с кем-либо. Та самая прямолинейность, усиленная обстоятельствами. Возможно, в обычное время он показался бы этой девушке приятным собеседником, да вот сегодня, видимо, луна действительно не в том доме.
- Я Левифрон. Можете звать Филином, если так будет проще.

Ожидаемо было, что спутница Левифрона не станет терпеть полное отсутствие какой-либо приветливости с его стороны. По всем правилам люди обычно благодарят за гостеприимство, придерживаются вежливости и всячески выказывают свое расположение тому, кто проявил его в их адрес. Они повязаны традициями и устоями, принуждающими улыбаться даже тогда, когда лицо застыло каменной маской в напряжении. И сейчас, когда Герхен слушал ответную речь, призванную усмирить его пассивно-агрессивное поведение и указать границы допустимого в предстоящем диалоге, алхимик в который уже раз поразился, насколько в Мерноте все просто. Если тебя душит гнев, ты имеешь право выказать его так, чтобы тряслись стены и летели осколки разбитой лабораторной утвари. Если ты радуешься, то к вечеру с тобой будет радоваться вся крепость, зараженная флюидами, которые ты активно выбрасываешь в массы. Если ты скорбишь, никто не упрекнет тебя, если она заставит тебя слепо обвинять в потере всех подряд. Может, если бы Левифрон не жил в крепости всю жизнь, выбираясь во внешний мир только ради чудовищ и нежити, если бы он контактировал с обычными жителями этой страны чуть чаще, их привычки не сбивали бы с толку и не заставляли непонимание между ним и этой девушкой расти. Это ведь уже общество, а не семья. Здесь нет понимания, здесь есть правила. Да и не за благотворительностью ты пришел, Филин, а сотрудничество требует жертв, нейтралитета и следования этим самым правилам.
На хозяйку дома он больше не смотрел. Догадался, наконец, как надо разговаривать с представителем гильдии, что будет абсолютно бесполезно воздействовать на эмоциональном уровне, вызывая у нее схожие чувства с теми, которые сейчас испытывал он сам. Расчетливые люди далеки от идеалов спасения мира просто ради самого процесса.
- Если вы решили остаться и принять мое предложение - пожалуйста, пройдите по коридору налево. И располагайтесь как вам удобнее. Советую размотать бинты.
- Еще раз спасибо.
Заблудиться в чайной было очень сложно, не особенно-то тут много пространства было, а потому Левифрон успешно пришел туда, куда его пригласили. Уходя из проходной, краем глаза он заметил, что Шесса пошла к прилавку, что водрузила себе на плечи что-то зеленое и вялое, как зазвенела баночками да скляночками. Видимо, просто решила взять угрюмость алхимика штурмом. Хотя вариант того, что в чае окажется не только чай, но и, скажем, порошок для повышения честности и болтливости  или еще что похуже, тоже мелькнул на задворках создания.
«Травить-то ей зачем? Не думаю, что сотрудницам Золотого Феникса настолько нечем заняться, что на досуге они закапывают трупы у себя на заднем дворе».
Помещение, в котором оказался мужчина, просто кричало о том, что хозяйка знает, что такое уют, и прекрасно умеет встречать гостей. Наверное, жители Таллема, умеющие ценить тонкость ее вкуса и атмосферу всего заведения, остаются в восторге и от маленького столика, и от ковров, и от подушек, и от общей гармоничной картинки. Надо ли говорить, что для одичавшего в горах ловчего это все показалось страшной экзотикой? В последний раз он видел нечто подобное, когда  года полтора-два назад выезжал с монстроловами в Сонору и останавливался в Хартаде для скупки редких пустынных ингредиентов. Да, тамошние жители, фиаллэ, тоже предпочитали мебели ковры и подушки, а классическим факелам и обычным свечам – благовония и лампы, куда эти свечи вставлялись. Пусть в комнате царил почти полный мрак, позволяющий разглядеть черно-серый вариант обстановки, густо сдобренный тенями, но эта схожесть сразу бросилась в глаза. Филин не удивился бы, окажись комната цветастой и яркой, а ковры вышиты сложными узорами и орнаментами.
«Интересно, Шесса тоже с юга? Или просто переняла элементы культуры местного населения пустыни, которая так поражает воображение непривычных северян? На фиаллэ она не похожа, а вот василиском вполне может быть. Не думаю, что их быт будет ближе к северу, чем к укладу фиаллэ. Даже с учетом различий, должны быть общие тенденции, характерные для места жительства».
Сесть за маленький столик, учитывая немалый рост Левифрона и полутьму, оказалось непросто. Все казалось почти что кукольным. Ноги не помещались решительно никуда. Сумке и верхней одежде места тоже не находилось. Только спустя пару минут все удачно уложилось, ноги были компактно скрещены, а на коленях с ощутимой пульсацией назревали синяки. Необычное проявление пустынной культуры было успешно освоено.
«Так, ладно, не столь важно, откуда она. Важнее, кто Шесса сейчас. Рунные маги вроде работают с Изнанкой, так что неудивительно, что ее заинтересовало. Среди тех, кого мы убили в лесу, были призванные твари, и вроде бы я говорил об этом у ворот. Значит, тут сугубо личный интерес, да? Не делает ей чести, как искреннему альтруисту, но это лучше, чем совсем никакой связи».
Его догадки могли быть в корне ошибочны, но это было подсказкой к дальнейшим действиям. Если она так же искушена рунной магией, как Герхен – алхимией, он найдет к ней подход. Филина легко можно было купить, поманив наукой, которую он боготворил. Мужчина без раздумий побежал бы на край света, спустился к центру земли и скинулся бы с башни, открой это для него что-то новое. И если хозяйке чайной интересно происходящее в доме скорби настолько, что она готова выслушать чужака, он даст ей ответы и подбросит хвороста в любопытство.
Девушка присоединилась к нему немногим позже, чем Филин успел окончательно усесться.  Она принесла поднос, на котором красовался чайник, две чашки и весьма аппетитного вида пирог. И снова Герхену показали прорехи в его знании мира: алхимик ни разу не пробовал настоящий чай. Крепость была сильно ограничена в финансах, такое удовольствие она позволить себе не могла. В городах тоже особенно расходиться нельзя было, да и всегда хватало более привычных вещей вроде молока, воды или бессовестно разбавленного вина, капризные гурманы среди ловчих если и были, то Левифрон их никогда в походах не видел.
- Травить мне вас незачем, скажу сразу. Если вы откажетесь от еды, я пойму вас, однако, это будет глупо.
Откровенно говоря, есть не хотелось вообще. Кусок в горло не лез, поскольку не ушли еще до конца последствия страха и паники, из-за которых от еды практически воротило. Но раз уж алхимик решил соблюдать принятые в обществе правила и достойно принять гостеприимство, пусть оно не было нужно и практически мешало, нужно было сделать усилие. Тем более что отказываться было действительно глупо, несколько суток лесной жизни на сухих пайках и воде на пользу мыслительным процессам не идут.
Осторожно подняв чашку, Герхен попробовал неведомый напиток. Пожалуй, все, что ему удалось вынеси из этого опыта, - не хватает сладости. Как-то сразу по-другому увиделся яблочный пирог, сумевший компенсировать недостаток чая, а там вроде весь процесс веселее пошел. Хотя первая ложка пирога едва ли не попросилась немедленно обратно, настолько организм не был согласен принимать в себя еду.
«Настоечки бы сейчас успокоительной, было бы самое оно. Жаль, все сильные снадобья я оставил дома, простая же валериана явно будет бессильна».
- Я расскажу, раз уж вы действительно желаете слушать. О ране можете не беспокоиться, я по совместительству врач, а потому чуть позже сам с ней разберусь.
Вернув на минуту чашку обратно на стол и отложив ложку, Герхен вынул из-за ворота камзола серебряный медальон и осторожно снял его с шеи, стараясь лишний раз не дергать бинты. Как только это удалось сделать, он выложил украшение перед Шессой и вернулся к чаю. Подвеской оказалась миниатюрная фигурка грифона, на тыльной стороне которой было выгравировано имя ее владельца. Символ, который знали в стране очень многие.
- Это на случай сомнений как в моей личности, так и в моих дальнейших словах. Я действительно служу в Мерноте, являюсь тамошним алхимиком, - еще глоток чая перед последним актом бессовестной невежливости и возможной грубости, но то, что Левифрон собирался сказать, должно было быть сказано. – Сказать по правде, я удивлен, что ваша гильдия так спокойна. Я понимаю, что вы не обязаны бегать по лесам и гонять чудовищ, порожденных воображением светил алхимии и магии тьмы, но мне всегда казалось, что вы отчасти для того и существуете, чтоб служить дополнительной защитой города. И это действительно странно, что вы закрываете глаза на то, что происходит почти за самыми стенами, отмахиваясь от смертей и скорби людей.
Это действительно тревожило и злило Левифрона. Мернот всегда оберегал окрестные земли, даже если они принадлежали одним из тех землевладельцев, кто мечтал уничтожить крепость. Люди же не виноваты, селяне не обязаны умирать из-за глупости ленд-лордов. Здесь же перед ловчими предстало полное игнорирование сильными мира сего страданий ближних. С другой стороны, такое они видели уже не в первый раз, а потому давно усекли, что именно из-за равнодушия истинных хранителей Мернот все еще был нужен и все еще спасал жизни.
- Хотя это не настолько важно. Я не знаю идеологии вашей гильдии, да и знать не хочу. Не мое это дело, а вас винить в бездействии и вовсе бессмысленно.
«Нельзя упрекать людей в том, что они предпочитают не рисковать своими жизнями. Здесь тоже должен быть равноценный обмен: одни умирают, другие остаются жить. Фениксы жили, селяне погибали. Ловчие пали в бою, селяне остались жить. Логично, хотя утопическая мечта спасти всех все равно имеет место быть, как и принцип того, что умирать должен тот, кто несет ответственность за случившееся».
- Нас наняли крестьяне близлежащих деревень, поскольку в лесу стала чаще появляться нежить. Как оказалось, блуждала там не только нежить, но и вполне живые трансмутированные существа, но для селян все едино. Я назвал этих существ химерами, хотя это не совсем верно, к природному виду фауны они не имеют никакого отношения. Лучше окрестить их тварями. Без причины такое не появляется, и сначала мы подумали на вашу гильдию, что это ваши алхимики наворотили, но тварей было слишком много для ошибок адептов. Да и грубая работа была, кустарная, слишком небрежная для светил магии. Лес мы худо-бедно вычистили, хотя наших сил не совсем хватало. Собирались просить поддержки, но вот понес какой-то леший самостоятельно все делать… Нашли мы гнездо, откуда шла вся эта дрянь. Как жительница Таллема, вы должны знать частную клинику для душевнобольных, что чуть южнее города, если двигаться по тракту к Терели. Да, именно там и сидит это тейарово отродье. Мои соратники решили проверить, чтобы не терять времени и знать, с чем дело имеем, да так и не вернулись. Вы считаете, что мернотовцы безрассудны и не думают о себе, но вы ошибаетесь. Будь все очень плохо, они бы не погнушались отступить, в бессмысленной смерти чести мало. Я думаю, что вряд ли они успели даже понять, что происходит, а уж о сопротивлении и вовсе речи не шло.
Пирог закончился, остатки чая пошли на то, чтобы смочить горло после рассказа. А перед глазами пробегали картинки.
- Я не знаю, живы мои соратники или мертвы. Тогда я пошел за ними, как раз почти на самом закате, и на меня напал с лезвием один из пациентов. Он нес что-то про псов, про богов, про жертвы, не знаю, каким чудом он меня не изрезал. Его успокоить удалось, но я думаю, что видел что-то еще мельком. Слышал уж точно. Так Клейм, мой волкодав, ходит по деревянному полу, царапая его когтями, но там это было намного громче и тяжелее. Если это и был действительно пес, то точно размером с корову, а то и с двух. Дольше я там задерживаться не стал, жизнь показалась мне более дорогим удовольствием, чем героическая смерть без боя.
Его, казалось, слушал даже зеленый змей, который и бел той вялой вещью, которую Шесса водрузила себе на плечи в самом начале. Интересный змей, к слову, с чисто биологической точки зрения.
- Не думаю, что создатель монстров сидит в больнице давно. Нет паники, чудовищ в лесу было не так много, как мы ожидали, а качество трансмутаций хромало. Некоторые твари были больными, с увечьями, убогими, их будто сделали на скорую руку. Хотя, судя по тому пациенту, что на меня набросился, больных запугали качественно и глубоко, возможно даже нарочно культивируя агрессию. Психически нестабильные люди очень податливы.   
«Может поэтому никто пока ничего не заметил. Они просто пока не набили руку и не протоптали себе колею», - подумалось Герхену в конце рассказа, пока он пытался сесть удобней, ибо ноги начинали медленно, но верно затекать.
- Такая вот история. Что думаете?