А во дворе уже и дышалось как-то по-другому. Не было ничего ужасного в храме, да и к чужим заморочкам Лео относился спокойно, но все становилось совершенно по-другому, когда он оказывался один в океане людей, основавших кружок дружбы, объединенный одной общей заморочкой. Так чувствуют себя чужаки, когда волей случая оказываются в замке Инквизиции, и речь идет не о тех, кому прямая дорога в казематы и пыточные. Курьеры, свидетели, гости, всевозможные партнеры, помощники и соглядатаи – все они наверняка с готовностью бы подтвердили, что в крепости Ордена и стены шепчут всякие ужасы, и люди волком смотрят, только и дожидаясь момента, когда можно будет наброситься и сожрать заживо. Хотя ничего подобного, разумеется, на самом деле не было. В монастыре таких мрачных ассоциаций не возникало, все же Альден был не настолько любителем заговоров, чтобы безобидных монахов в нехороших делишках подозревать, но все равно некомфортно мужчина себя ощущал. Чужим место в сторонке.
К вечеру становилось прохладней, чай, не лето еще на дворе, хотя оно уже вот-вот постучится в двери. Даже ветер поднялся.
«Как бы он тучи не пригнал, мало приятного в езде верхом в дождь. Как бы не пришло никому в голову тут еще на день остаться».
Настроение Лео кардинально поменялось после похода в склеп. Утром он наивно верил, что храм, как и любое уважающее себя древнее здание с историей и таинственным прошлым, имеет в карманах кучу спрятанных загадок, сокровищ и просто интересных мест. Иначе просто и быть не могло! Но после того, как он убедился, что здешняя крипта – едва ли не скучнейшая во всей Фатарии, в его душу закрались подозрения, что и весь монастырь окажется таким же. Он будет стерильно вылизанным, идеально правильным, не было шансов найти ни одного закутка, который испортил бы эту картину праведности и святости. Здание полностью повторяло образ своих обитателей. Удивительно даже, что в ряды тутошних мертвяков затесался отнюдь не самых честных правил инквизитор, ведь их братия – последнее место, где стоит искать чистоту и непорочность. Видимо, успел натворить что-то действительно хорошее в жизни, раз похоронили не на участке городского кладбища, который Инквизиция уже долгие века придерживает за собой, и не там, где захотела семья, а в пристанище паладинов.
Создавалось ощущение, будто чопорность этого места оседала на плечах, подобно пыли, но весом она была с добрую гору, и так и хотелось согнуться под тяжестью этого груза, перехрустеть всеми позвонками и уже не выпрямиться, не поднять головы. Отвратительное чувство. Так и святошей стать недолго. Дабы согнать сей нехороший эффект, Альден потянулся и размял маленько затекшие кости. Усталость немного отступила.
«Ладно, хватит созерцания, где тут у них конюшня».
Было у Лео одно удивительное качество: в места, куда он хотел попасть, он неизменно приходил, пусть даже шел в совершенно другую сторону и с закрытыми глазами. А еще это правило распространялось на места, где ему было предначертано было сотворить какой-нибудь дебош. Будто сам Сет дорожки стелил под ногами инквизитора, и тот охотно бы уверовал в такое божественное расположение, если бы относился к высшим силам более серьезно. Но этого Альден делать не собирался, а потому верил в свое чутье. И чутье ему говорило, что конюшня находится у самых ворот именно вон в той пристройке и там уже что-то намечается.
Надо ли говорить, что он не ошибся? Еще за десяток метров от приоткрытых дверей небольшой конюшенки, где приезжие паладины оставляли своих верных боевых скакунов, Лео услышал такие страшные вопли, что им позавидовала бы любая баньши. Хотя это могла быть только иллюзия, поскольку голос верещавшего создания был сам по себе высок и пискляв, что уж говорить о повышенных тонах, когда он сливался в ультразвук. Альден поморщился и остановился перед самым-самым входом. Обернулся, поглядел на храм. Еще не поздно было сбежать к Аннуоре, а разборки в конюшне оставить на монахов. В конце концов, как сказала драконица, это их работа – помогать и утешать тех, кто не может справиться с собственными слабостями, а их тут целый монастырь, чай, совместными усилиями усмирили бы здешнюю «баньши». И видят боги, инквизитор хотел развернуться и сделать вид, что не имеет никакого отношения к голосу и знать не знает, что происходит, но вместо этого не пошел вообще никуда и прислонился лбом к деревянной створке.
«Мы ответственны за тех, кого оставили в сумках без присмотра, да?»
- Где Лео, я вас спрашиваю, волки позорные?! Где этот ирод?! Убрали руки, я сказал! Убрали от меня руки, а то я за себя не отвечаю!
Похоже, человеческая психология, которой монахи владели в совершенстве, и ключики, которые подходили к душам всем разумных двуногих, совершенно никоим образом не действовали на хрупкого, маленького и впечатлительного зверька, которого оставили совсем одного в этом жестоком мире, в неизвестной точке на карте и среди незнакомых людей. Бросили, не сказав ни слова, даже не предупредив ни о чем. Оставили умирать в гордом одиночестве от голода, холода и тоски! По крайней мере, именно так считал Шум, который восседал на крупе Ингрид и отбивался от конюших, которые пытались его успокоить. Искателю следовало подумать о том, что пушистый король драмы не оценит, что его оставили караулить кобылу, хотя сделано это было из лучших побуждений, уж больно жалко было будить крепко спящего горностая. Определенно следовало. Теперь же некоторые храмовники обзавелись модными царапинами от мелких коготков, а один самый ярый мальчишка, как-то затесавшийся в здешний штат и помогавший с лошадьми, даже мог похвастаться перед друзьями настоящим укусом дикого и необузданного лесного зверя.
И все бы ничего, но судя по звукам, Ингрид мало нравилась суматоха вокруг нее и скачущий по ее спине фамилиар. Она в свою очередь тоже металась по деннику и силилась сбросить с себя буйное создание.
Альден бросил последний взгляд на двери храма, а потом тяжко вздохнул, взял себя в руки и широким шагом ринулся в конюшню, нацепив на лицо суровое выражение истинного инквизитора. Растолкав локтями всех желающих укротить его зверинец, он очутился прямо перед мордой Ингрид и крепко вцепился в недоуздок. Лошадь не сразу признала хозяина, опешила, принялась сдавать назад и головой мотать из стороны в сторону, да и народ вокруг возмутился, что кто-то чужую лошадь трогает.
- Тихо всем, ирод уже здесь. Можете расходиться, господа, дальше я сам. У вас там служба началась, бежали бы быстрее, а то не успеете. А ты чего башкой крутишь? Успокойся! - резкие слова были сказаны, впору возмутиться еще больше, да вот гладил искатель кобылу по шее куда мягче, и она потихоньку перестала свой норов демонстрировать. Чего не скажешь о ее седоке.
- Явился! Что, Аннуора своими делами занялась и тебя прочь отослала? Или ты монахам надоел? А может, нам домой уже надо ехать, раз ты решил сюда наведаться? Или, твою мать, ты вспомнил, что меня тут забыл, садист треклятый?
Единственное отличие Шума от Аннуоры в такие моменты заключалось, пожалуй, в том, что горностай не умел метать кружки. Злиться он мог не хуже драконицы, и, честно говоря, частенько у него было на то полное право. Вернее, оно было у него на фоне того, что раньше Лео все свое внимание отдавал ему и заботился только о нем, а теперь, когда Альдены решили пересмотреть свои приоритеты и жизненные ценности и начали пытаться строить нормальную семью, позиции горностая заметно ослабели. Конечно, никуда не делась привязка, которая связывала человека и зверя, и тот простой факт, что ради Шума Лео готов был вывернуться наизнанку и станцевать джигу-дрыгу, но все же все помыслы инквизитора больше не были полностью заняты фамилиаром. И Шум ревновал. Сильно. Особенно в те моменты, когда хозяин так безалаберно забивал на него ради приключений с женой.
Но зато Ингрид успокоилась и даже опустила голову, позволив Альдену гладить ее по бархатистому носу. Убедившись, что благосклонность кобылы завоевана, Лео спросил у мальчишки, куда унесли амуницию и вещи, а также где расположили Карла. Инквизитору все показали и рассказали, позволили забрать из закрывающейся на ключ кладовой необходимые для ночевки сумки и убедили, что ничего никуда не денется, он может не волноваться. Только после этого он, увешанный весь, как мул, вернулся к Шуму и соизволил на него посмотреть. Молча. Тот настолько поразился наглостью хозяина, который никак не среагировал на его угрозы, ругань и ядовитые высказывания, а потом еще и по делам пошел, что новая порция сарказма застряла на подступах и не выразилась в словах. Несколько секунд так и стояли.
- Ты что, совсем ничего не скажешь?
- Пошли искать, где тут еда есть, - с серьезным видом выдал Лео.
Шум ничего на это не ответил, но вид у него был такой, что будь он побольше размером, то с радостью сожрал бы самого инквизитора. Бесполезно было ждать извинений от этого типа, но менее неприятным его поступок все равно не становился. Обида фамилиара никуда не делась, но и прожигая друг в друге дырки, стоя в конюшне, они каши не сварят.
- Ладно.
Служба еще не кончилась к тому моменту, когда они вышли во двор, Аннуоры тоже не было видно. Альден сомневался, что они найдут друг друга, если он пойдет исследовать храм один, и уж тем более у него не было никакого желания ужинать в одиночку, если время ужина вообще уже настало, а потому было решено остаться где-нибудь в зоне видимости. Покрутились по двору, посидели на лавочке, Шум съел сухарик, который Лео нашел не то в своей сумке, не то в вещах Анн. А после совершенно внезапно обнаружили среди кустов и деревцев монаха, который с лицом художника наблюдал за закатом. Почему-то искатель был более чем уверен, что этот человек должен идти в комплекте с мольбертом, и в данный момент ему наверняка не хватает своего инструмента.
«Как там говорила Аннуора? Сюда приходят, пережив многое и поборов соблазняющее? Ну да, богема – та еще публика, там праведностью и не пахнет. Много дел можно наворотить».
И хотя отвлекать монаха совсем не хотелось, поскольку он был пока единственным человеком в монастыре, который проявлял какие-то человеческие признаки, а не купался в блаженной святости, но время было уже позднее, а некоторые насущные вопросы так и не были решены.
- Простите, уважаемый, можно вас спросить?
И хотя блаженной святости фанатика у этого монаха не было, он был столь же непробиваемо спокоен, как и остальные местные жители. То ли их всех накачивали лошадиной дозой лаванды на завтрак, обед и ужин, чтобы ничто не могло потревожить их душевное равновесие, то ли эти люди откровенно баловались анафэрисом, который давал отрешение от всех мирских забот и позволял возвыситься над суетой, но Лео искренне не понимал, как у них это получается.
- Конечно, я буду счастлив помочь.
- А где у вас тут… как это в монастырях называется… столовая? Место, где кормят, в общем. Ведь время уже к ужину подходит, я прав? Мы с женой решили остаться на ночь, так что неплохо было бы откушать, наконец.
Монах объяснил и едва ли не на пальцах показал, куда идти. Лео опять словил себя на уверенности, что перед ним бывший художник. Монах проявлял чудеса не только спокойствия, но и пространственного мышления. С такими инструкциями мог заблудиться только полный дурак.
- Спасибо. А вы можете передать, кому следует, что мы остаемся? Моя жена – Аннуора Альден, паладин, помогает с проверкой сэру Важ… Файервинду. Полагаю, он тоже должен был решить переночевать.
- Разумеется, я сообщу настоятелю. Он, к слову говоря, тоже посетит обеденную залу, так что если у вас будут еще вопросы, то рекомендую обращаться сразу к нему.
На том и распрощались. Как раз в этот момент инквизитор услышал скрип тяжелых дверей, знаменующий, что люди начали покидать храм. Бодрым шагом Лео прорвался сквозь кусты и клумбы обратно на утоптанный двор, придерживая висящие сумки, и всмотрелся. Фигурку жены он заметил почти сразу, она озиралась, наверняка выискивая Альдена, и потому Лео поспешил нарисоваться рядом. Мгновенно он вынул из своей сумки плащ и накинул на плечи жены. Он знал, что она не любит холод.
- Ты уже все? Тогда пошли есть, я такой голодный, что скоро начну жевать траву. Мне указали дорогу, - слова у него не расходились с делом, а потому он подхватил девушку под локоть и пошел по указанному художником маршруту. – Я договорился с одним монахом, чтобы он договорился с настоятелем, чтобы нам подготовили келью. И вообще, он сказал, что настоятель, оказывается, тоже человек, который ужинает, как и все живые существа, а не питается святым духом и солнечной энергией. Как я понял, со всеми паладинскими вопросами нужно обращаться к нему. В общем, ему в ту же сторону, что и нам, а потому я не вижу смысла ждать его здесь, если он все равно догонит, и уж тем более негоже вести разговоры на улице, если это можно делать с большим, сочным и поджаристым куском мяса в руке и в теплой и светлой обители снеди.
Шум по некой своей непостижимой логике залез на плечи к Аннуоре. Видимо, его не смущало, что именно к ней он ревновал Лео, что именно она была причиной всех его бед с хозяином. Он просто считал, что они с девушкой в одной лодке, а дружить против кого-то всегда веселее. Не говоря уж о том, что в отличие от бесчувственного Альдена, который не ведал жалости и чувства вины, драконица была доброй. И ей можно было нажаловаться.
А художник тем временем не наврал, уже через минуту-другую послышали вкусные запахи еды. До обеденной залы оказалось рукой подать.