Клинок капитана Фенрила танцевал в руках хозяина, сейчас больше похожего на зловещий призрак погибшего во льдах. Стремительные выпады, что разят точно в цель, и не менее стремительный уход в ином направлении, оставляя шлейфы алых брызг и содрогающиеся обрубки незащищенных конечностях в кровавой грязи, сплетались воедино с сиянием ледяных клинков, направляемых силой мысли магистра стихии в тех, что посмел показаться в зоне поражения. На флангах враг теснил бойцов, но прорывающийся к грузу Фенрил с небольшим прикрытием не мог быть во всех местах сразу. Все неважно – лишь обезопасить груз….
В яростной схватке было уже не до оценки положения, незаметно ставшего весьма неудобным для королевских солдат. Воздух давно переполнился душным запахом смерти, а поверхность настила залита кровью едва ли не по щиколотку, и упоенные яростной жаждой берсерков пираты рвались вперед совершенно безумно, подобно неуязвимым и всесильным тейаровым отродьям – пример главаря, обратившегося в кошмарное чудовище прямиком из легенд о морской погибели определенно придал им извращенную, звериную храбрость. Вот двойка бандитов, крича что-то бессвязное, ринулась прямо на выставленные клинки, погибнув за несколько мгновений – но их товарищи, воспользовавшись моментом, тут же нырнули в прореху в строю, выпуская кишки ближайшим бойцам и с таким же ревом кидаясь на новую смерть. Выпады моряков разили точно и технично, но их было мало – и с каждой минутой становилось все меньше.
Вспышка ледяной смерти обратила нескольких солдат рядом с Морнэмиром в изодранные куклы серебристо-алых оттенков, нанизанные на тонкие шипы из собственных сосудов; еще мгновение – и перед ним выросла целая толпа, возглавляемая уродливым созданием из щупалец и клешней.
Новое заклинание накрыло королевских стрелков, обращая их в промороженные статуи; потерявшие же рассудок пираты, хлынув волной, сминали оставшихся в живых едва ли не за секунды, теряя по человеку за каждый метр и ничуть не беспокоясь об этом.
Пират что-то кричал, но его противник не слышал и уж тем более не давал ответа.
Холодная ярость капитана сложилась в плетение мысли и жеста – отскочив в сторону и рассеивая очередной выброс энергии воды и холода айрата, он ударил по толпе угольно-черным облаком первозданной тьмы, заполняя легкие бандитов и их чудовищного вожака ядовитыми испарениями. Несколько мгновений концентрации – и рывок вперед, готовясь рассечь ослабленных, корчащихся от боли врагов на куски. Всегда срабатывало.
Но не сегодня.
Острая боль разорвала левое плечо, бросая назад и на колени, вырывая из глотки пронзительный крик, тонущий в торжествующих воплях айрата и нескольких уцелевших подельников. Едва ли не перекушенная пополам рука висела бессильной плетью, орошая кровью подмостки около стены, а бесконечные потоки боли не давали сконцентрироваться.
Разбитые, согнанные в кучу солдаты теснились неподалеку, окруженные опьяненными кровью врагами. Вот здоровенный бандит одним движением сломал шею солдату, удерживаемому одной рукой, и отшвырнул тело прочь, устремляясь к капитану, что пытался, продираясь сквозь волны боли, поднять клинок и встать. Стук падающего ящика и тихое шипение оказались совершенно неслышными, и лишь случайный взгляд Морнэмира выхватил из кровавой бойни приближение гораздо более ужасной судьбы. Взглянув в угол с грузом, лоддроу за малую долю мгновения отчетливо понял, что сейчас произойдет…
Громкий треск дерева и металла, разрываемых стремительно нарастающим давлением изнутри, известил всех присутствующих о наступлении последних мучительных секунд их жизни. Спустя мгновение с тугим хлопком посреди груза пиратов разлилась вспышка, опадающая темно-зелеными потоками слизи и стремительно поднимающимся над ней грязным облаком газа. В диком ужасе закричали все, кто оказался рядом – солдаты и разбойники, люди и нелюди, их плоть, окутанная зеленой слизью, буквально плавилась и стекала с костей, подобно мороженному над камином, оставляя нетронутыми металлические клинки, кольчуги, пряжки ремней и лишенные всякой органики скелеты. Окутанные стремительно расширяющимся облаком газа бежали прочь – и падали, заходясь в кашле, выплевывая на пол клочья расплавленных легких со сгустками крови, поднимались и снова падали, теряя рассыпающиеся на ходу конечности, корчась и мучительно, страшно крича. Это был Изнанка на земле – именно то, что описывалось. Именно то, чего боялись бойцы Морнэмира. Тут и там лопались новые бочки и сундуки с тейаровой смесью, выпуская новые и новые облака отравы.
Сам же он более не боялся, словно потерявший разум – из последних сил игнорируя боль и потерю крови из разорванного плеча, он направлял все свои силы на поддержание заклинаний – не заботясь о том, насколько истощится. Он был уже мертв, и сейчас мог лишь оттолкнуть смерть других. Невинных.
Каждая капля воды и крови, разлитой на складе – крови, что по сути является той же водой – устремлялась к нему и последнему десятку уцелевших из обеих команд бывших врагов, вырастая в гигантский ледяной купол с двойными стенками, что запечатывал выходы со склада, каждую щель и каждое окно, не давая ядовитой смерти вырваться наружу. Несколько секунд – и новые ледяные стены выросли вокруг маленькой площадки около самого капитана, едва не теряющего сознание – но слишком поздно. Ослабленное с расстоянием, потерявшее концентрацию, но все же опасное облако захлестнуло хлипкий барьер и отхлынуло прочь – но несколько газовых щупалец, проникших через него, обрушились на лоддроу.
Крик дикой боли разорвал пространство, когда отравленный газ коснулся мага; капитан, отползая прочь и почти теряя сознание, мог наблюдать, как сквозь открытую коже руки и туловища стремительно выступает кровь и отслаивается кожа; не так быстро, как у попавших под концентрированное облако или под жидкую фазу, но не менее неотвратимо. Приступ кашля свернул снежного эльфа пополам, а из рассеченных вен – хвала богам, что не артерий – на плече хлестало медленно и неотвратимо – но мгновения спустя он продолжал поддерживать заклятье ледяного барьера, из последних сил шевеля мертвенно-бледными губами и удерживая в стремительно темнеющем разуме мистические формулы.
Он умирал, но до последнего не хотел позволять смерти забрать других.