За дверью дома снова раздался топот. В проеме над мальчишкой выросла лоддроу и отработанным жестом припрятала ребенка за юбку, поглубже в дом. Глаза льдистого цвета строго и быстро изучили сперва одну гостью, затем вторую.
— Что вам нужно?
У Анаис екнуло сердце от ее менторского тона, но она улыбнулась. Они с Вальбургой почтительно поклонились, источая благодушие.
— Здраствуйте. Может, вы слышали о нас, мы сегодня приехали в вашу деревню. — Ловчая поспешила объясниться, видя непонимание на лице женщины. — Мы из Шхааса... сказители.
Они — по большей части Вальбурга, врущая куда лучше, чем Анаис — выразили высшую степень восторга окрестностями, богатой историей Мандрана и их поселения, конечно же, а также предложили записать со слов благородной лоддроу пару местных историй, ибо она, разумеется, как коренной житель, знала их немало. Женщина, представившаяся Килией, довольно скоро оттаяла и пригласила их в дом, порадовавшись между делом тому, что детей будет кому развлечь, пока она готовится к празднику.
— У нас здесь невесело последнее время, — несколько грустно сообщила хозяйка, — но мы не сдаемся, поддерживаем друг друга. Завтра большой день, вы знаете, конечно...
— Изгнание Темных, - подтвердила Анаис, проходя следом за лоддроу на кухню, — мы надеялись попасть на праздник в этих краях.
— Да. У вас тут холодно, совсем непривычно, но красиво. Костры, наверное, впечатляющие будут.
— Точно. И угощения Мандрана... так захватывающе!
Синори была рада перевести разговор в безопасное русло. Она напряженно прислушивалась к своим ощущениям. Женщина, явно неизбалованная приличным обществом в последнее время, уже вела себя более расслабленно, радуясь возможности в виде "сказителей" отвлечься от хмурых мыслей. Она уже начала припоминать историю Китли, впрочем, часто запинаясь и путаясь в показаниях. Монстроловы расположились за столом и прилежно слушали. Анаис пришлось выложить пергамент с пером и по мере сил записывать стремительную речь. Но она не старалась: руки подрагивали, а мысли были заняты совсем не историей долины. Вальбурга же прихлебывала предложенный напиток и казалась расслабленной, но ее спутница знала, что это лишь видимость.
— ...вот и живем благополучно. Хоть и началось тут... вам говорили уж, наверно. Страшно всем. Хожу сама не своя, хоть праздник отвлечет. Сегодня с утра с таким тяжелым чувством проснулась. Вы знаете... — лоддроу замолчала и устремила задумчивый взгляд в пространство. "Ассури" за столом уставились на нее, ожидая продолжения, но внезапно в глубине дома раздались сварливые детские голоса. Хозяйка подобралась, возвращаясь к амплуа чуткой матери. После повышения тонов она поспешно извинилась перед гостьями и отбыла узнавать, чем там занимаются ее дети.
Ловчие не успели перекинуться и словом, как в кухню забежал уже знакомый мальчик. Он был хмур и не смотрел на девушек, но целеустремленно забрался на стул напротив них. "Сказительницы" снова разулыбались, но то было лишнее: лоддроу упрямо смотрел куда-то себе на живот.
— Ты как, парень?
Ребенок шмыгнул носом и принялся без энтузиазма постукивать ногой по ножке стула.
— Мама сказала кричать, если со мной заговорит незнакомец.
— Это мы уже поняли. — Вальбурга выдавила смешок. Анаис видела, что благодушие дается напряженной подруге с трудом, и поспешила перехватить диалог.
— Давай познакомимся. Меня зовут Анаис. — Синори ласково смотрела на насупленного ребенка. — А со мной рядом - подруга... Ваша.
"Ваша" невольно усмехнулась. Воспитанный мальчик удовлетворенно кивнул и представился Филиасом. Анаис, стараясь не показывать волнения, аккуратно попыталась выведать у ребенка о том, что же происходит в их семье. Но он неохотно шел на диалог, замыкался, отвечал общими фразами. Ловчие поняли одно: брат его пугает, но семья не разделяет страхов мальчика, закрывая глаза на странности.
Неловкий диалог свернулся под увеличивающуюся громкость реплик Килии, которая с дочерьми шла на кухню.
— Простите, что заставила ждать! — она перезнакомила девушек с надутыми девочками. Те заинтересовались гостьями и быстро перестали обижаться, подсели за стол и начали расспрашивать о Шхаасе. Анаис приняла удар на себя, зная кое-что по теме, но вид удрученного Филиаса не давал ей сосредоточиться. Как и реакция медальона, как и собственные ощущения. Как и взгляды семьи за их с Вальбургой спину, устремленные на лестницу.
Разговор смолк сам собой, завяли улыбки.
— Милый, мы разбудили тебя? — Килия вскочила с места и устремилась к новому ребенку, возникшему на кухне. Анаис бросило в дрожь, ибо мальчик был точной копией сидящего напротив нее Филиаса. Она почувствовала сухость в горле. То ли жажда, то ли страх парализовали ее лицевые мышцы, и она не могла выдавить и подобия доброжелательности. Сочтя лучшим выходом из ситуации, ловчая отвернулась от перевертыша. Каким-то жалким стал ей казаться их план, ведь у них не было времени учесть всего. Вот и спустившийся вниз самостоятельно ребенок — не счастливое ли предзнаменовение? — напомнил о том, что в любой момент все задуманное может схлопнуться.
Ее взгляд наткнулся на лица детей за столом. Анаис испытала странные ощущения, видя на лицах девочек сочувствие к "брату", а на лице Филиаса - практически злобу.
Руки сжали незаметно извлеченные из карманов затычки для ушей.
— Дорогой, познакомься, это наши гости. — Женщина подвела сына к столу и представила его ловчим. — Надеюсь, вы останетесь на ужин?
Они не возражали.
И пока доброжелательная Килия разогревала похлебку, Анаис принялась рассказывать сказку. Она облекла в нее правду, которую хотела донести до женщины, но не успела. Странным голосом, который с натяжкой можно было принять за таинственность, она поведала историю о мальчике, который не слушал родителей, убежал в лес и вернулся монстром. Начинавшаяся невинно история обретала зловещие подробности, и чем ближе была развязка, тем напряженнее была атмосфера на кухне. Килия уже не возилась с посудой, замерев на своем месте, дети не силились пнуть друг друга под столом. Лоддроу услышали знакомые мотивы и странное ощущение овладело ими, сродни страшному осознанию, подкрепленному врожденным предчувствием беды. Повелевая вниманием зрителей синори завершала свою историю звенящим, обвиняющим голосом. И когда мальчик в ее рассказе закричал в последний раз, они с Вальбургой одновременно заткнули уши затычками.
Монстр в обличьи ребенка вскочил из-за стола. Синхронно соскользнули со стульев и монстроловы. Дитя Эха смотрело на девушек расширенными льдисто-голубыми глазами лоддроу. Еще не отошедшая от странного повествования и собственных предчувствий семья застыла на своих местах, неуловимым провидением озаренная пониманием того, что им нельзя встревать, как не встает меж двух огней всякий разумный.
Перевертыш что-то сказал, но ловчие не разобрали. Только дернулась за их спинами Килия и... медленно покачала головой, с ужасом взирая на сына и не видя его, шокированная пониманием.
Воспользовавшись рассеянным вниманием монстрозного ребенка, Вальбурга повалила его на пол и коленом придавила грудь, лишая возможности вывернуться. Беснул выхваченный меч, острие нацелилось на горло. И он закричал. Не под лезвием меча, не прибитый тяжелой ногой ллайто к полу, но встретивший полные ужаса и отвращения взгляды своей семьи.
Даже в затычках для ушей девушки отчетливо услышали невообразимо высокие ноты, которые с каждой секундой набирали силу. Ошарашенная Вальбурга всего мгновение боролась с собой, ведь монстр был в облике ребенка. Но инстинкты взяли свое. Крик, так и не ставший разрушительным, захлебнулся кровью, хлынувшей из проткнутого горла.
Анаис в тот же миг распростерла руки и послала всей комнате исцеление, ибо не могла судить, как сильно пострадала от вопля незащищенная семья. Она не видела, что было с ними, потрясенная видом убийства, но теперь нашла в себе силы обернуться. Килия сидела на полу, дети - где-то под столом, свалившись туда от шока. Почувствовав, что с ними все в порядке, они заголосили.
Анаис взяла слабость. Она увидела темную жидкость, сочащуюся на пол, и, не в силах более сдерживаться, упала на колени возле трупа. Вальбурге хватило ума прикрыть ее действия своим телом, но каким-то образом дети все равно все поняли и завыли еще жалобнее. Отвратительная трапеза заняла всего несколько секунд. Синори утерла рот одеждой мертвеца и перевела дух. За ее спиной стояла какафония из плача, возвращая ее в гадкую действительность.
— Я думала, что... я не хотела... — забившаяся в угол Килия заходилась в рыданиях. У Анаис скривилось лицо. Под взволнованный оклик Вальбурги она опустилась рядом с измотанной лоддроу и неожиданно для себя самой обняла ее. Женщина, не видевшая экзекуции над трупом с обликом ее сына, безвольно подалась в объятья, но очень скоро опомнилась и попыталась оттолкнуть от себя убийцу ее слабой надежды и самообмана. Синори получила болезненный удар в ребра, но стерпела и только крепче обняла несчатную. Та сдалась и обмякла, испустив вопль, который прошиб и без того едва сдерживающуюся Анаис.
— Простите меня, — залепетала она, размытым слезами взглядом уставившись куда-то, — простите, пожалуйста...
— Убирайтесь...
— Простите меня.
Ловчая закрыла невидящие глаза и отстранилась. Минутная жалость заглушила плач детей, но теперь она поняла, что нужно делать.
— Посмотрите на меня. Килия, посмотрите.
Женщина с трудом повиновалась, не в силах сфокусироваться. Анаис провела рукой по ее волосам, посылая теплые мягкие искорки заклинания. В жесте не было нужды, но Анаис хотелось верить, что не только магия утешит мать. Лицо лоддроу немного расслабилось и она сумела встретиться взглядом с синори.
— Вы нужны своим детям. Они плачут. Обнимите их.
Казалось, это отрезвило Килию. Она как будто немного удивленно обратила взор за спину ловчей, наконец увидев своих ребят. Анаис поднялась и отошла: маленькие лоддроу ничего не понимали, но явно боялись приближаться к чужачке. Когда путь к матери расчистился, они рванули к ней и упали в объятья. Заклинание не смогло убрать всю тоску, и на лице Килии еще читалась грусть и легкая апатия, но она прижимла к себе детей бережно и смотрела только на их беловолосые головы, а не на труп чудовища.