[mymp3]http://kibergrad.fm/api/song/download/609020.mp3|The Mark Has Been Made[/mymp3]
Вновь и вновь оглядываясь на события прошедших лет, я все чаще прихожу к такому неутешительному выводу, что повернул куда-то не туда. Я избрал смыслом своего существования отнятие чужих жизней, хотя сам невольно замечаю, что мне куда больше подошла бы роль спасителя, но не убийцы. Соглашаясь ступить на скользкую и довольно мрачную дорогу тьмы два десятка лет тому назад, я был слишком растерян, напуган, да и глуп весьма, если честно-то. Мне пришлось принять эту роль, поскольку иных перспектив я для себя банально не видел: в тот момент все, что у меня было, я уже потерял без каких-либо шансов на возвращение. Юный и амбициозный паренек не мог позволить себе бесцельно шататься по миру в постоянных поисках очередного убежища и пищи, разве кто-то посмеет его за это обвинить? Так или иначе, тогда, давным-давно, я поклялся посвятить свою жизнь Темному богу. И сейчас... жалею.
Знаете, за грянувшие двадцать лет я говорил с довольно многими шадосами, и у каждого из них была своя цель — пусть не всегда глобальная и что-либо значащая для других, но цель. Некоторые, совсем потерянные, жили одной лишь жаждой мести тому, кто когда-то отнял у них прежнюю жизнь, и эта жажда подпитывала их вновь и вновь, даруя смысл жить дальше. Каждый раз, когда они начинали рассказывать о своем обидчике и в деталях описывали, как уже совсем-совсем скоро найдут его и сполна отплатят за давний должок, в их обычно мертвых глазах я видел искру жизни. В такие моменты я ненавидел их, ведь моя месть была завершена практически сразу после перерождения. И что мне было делать дальше? Я выбрал службу, слепое повиновение, сделал всю эту чушь смыслом своей жизни и старательно убедил себя, что служу достойной цели, но с течением времени вера в это становится все более и более тусклой. Двадцать лет я потратил, целиком и полностью посвятив себя Per Umbras, став разящим клинком в руках Темной гильдии. Ни один шадос не посмеет обвинить меня в хотя бы частичной неверности общему делу, но чем дальше, тем больше мне хочется с этой тропы свернуть, что-то изменить, пусть я и лишил себя такого варианта двадцать лет тому назад, вступив в гильдию.
И все-таки... Я не так глуп, чтобы все эти годы выполнять чужую волю на одном лишь самоубеждении в том, что Темный бог нуждается во мне. Мне никогда не нравилось убивать и я бы, наверное, попытался пойти на некоторые перемены еще с десяток лет тому назад, если бы не он.

Впервые мы встретились на четвертый год моего пребывания в гильдии. Уже тогда мысли, которые терзают меня сейчас, были мне совсем не чужды: я никак не мог помириться с тем фактом, что из амбициозного и перспективного юноши я вдруг превратился в обычного головореза, слепо следующего приказам сверху. И если сейчас большинство неприятных мне вещей я уже привык делать без особой скорби на сердце, то тогда каждое новое поручение вызывало у меня невероятную душевную боль, из-за которой, порой, я снимал номер в какой-нибудь задрипанной гостинице и закрывался там на несколько дней, читая книги и отсыпаясь по десятку часов. Благо, тогда в моих услугах, как новичка, никто особо и не нуждался, поэтому времени на затворничество хватало почти всегда. Именно тогда, читая размышления безымянного автора о природе добра и зла, я впервые четко осознал, что нынешней жизни не желаю и что мне скорее подошла бы роль борца с тьмой, но не ее адепта... но он так не считал.
В тот день, в очередной раз заснув, я впервые увидел это странное существо во сне. Сначала взору моему предстала густая и темная сфера, которая секундой позже материализовалась в нечто человекоподобное, но лишенное каких-либо там ни было намеков на ноги. Продолжением рук существа вырастали огромные клинки, а глаза... во всех его следующих явлениях лицо всегда было либо скрыто, либо имело расплывчатые и не запоминающиеся очертания, поэтому синие, светящиеся ярким-ярким огоньком глаза были единственным элементом, который после каждого сна грубо грубо впечатывался в мою память.

Первая наша встреча была... странной. Я помню, что во сне жутко испугался увиденного и хотел было побежать прочь, но, как это часто бывает по закону жанра, ноги резко отказались меня слушаться. Сдвинуться с места я уже не мог и это пугало еще больше. Не помню точно, пытался ли я кричать или нет, но он вдруг начал смеяться. Неприятным, хриплый смех, казалось, заполонил все вокруг, а потом стих на секунду, чтобы вернуться с тройной силой. Фигура передо мной стояла абсолютно неподвижно и не имела никакого даже подобия лицевых очертаний, но я был уверен, что смеется именно она и никто больше. Тогда, кстати, был первый и последний раз, когда я слышал его голос — все остальные наши встречи проходили в абсолютном безмолвии.
Закончился смех столь же внезапно, как начался, и я вдруг осознал, что теперь неизвестный стоит на расстоянии вытянутой руки прямо от меня. В тот момент от страха натурально тресло: о, Тейар, я никогда так не боялся! И даже сейчас, спустя много лет после окончания того сна, я сразу и не вспомню, получал ли я в дальнейшем эмоции более сильные, чем от встречи с ним. Тот страх просто не имеет практически ничего общего со страхом за свою жизнь, имущество или чем-то подобным, нет. Корни его уходят гораздо дальше и крепко-крепко опутывают сердце, создавая стойкое впечатление, что ты прикасаешься к чему-то прекрасному и ужасному одновременно. К чему-то, чего ты не достоин и к чему совершенно не готов.
В тот день, по правде говоря, мне показалось, что я соприкоснулся с самой тьмой, но с высоты прошедших лет могу отметить, что слишком уж я незначительная фигура, чтобы нечто подобное и впрямь имело место быть.
Так или иначе, от страха меня колотило ровно до тех пор, пока существо, спрятав куда-то свои уродливые клинки, не протянуло мне руку. В тот момент контроль над телом вдруг полностью вернулся ко мне и я был волен уйти, куда захочу (хотя я почему-то совсем не помню окружавших нас тогда декораций; возможно, их и вовсе не было), но вместо этого протянул руку навстречу тому, чего секундой ранее боялся больше всего на свете... и на этом все закончилось. В тот день я проснулся в удивительно хорошем настроении и трезвом здравии — мне хотелось делать и творить, а не разлагаться взаперти и в одиночестве. Тогда я впервые после возрождения вновь попытался писать. Неудачно, впрочем, но сам факт!

В дальнейшем я встречал его не часто, но каждое его появление было столь прекрасно, что едва ли я смогу описать это словами. Он никогда не приходил просто так, но, если я очередной раз видел кошмарный сон, он всегда был где-то рядом. Его присутствие успокаивало и давало надежду, и все же я не позволял себе забывать, что видимое мной существо — это либо порождение тьмы, либо и вовсе просто трюк сознания. Но мне всегда, честно говоря, было плевать: в определенный момент я начал ждать его появления, подобно наркоману, жаждущему очередной дозы любимого вещества.
Однажды мне приснился сон, практически полностью повторявший события того момента, когда моя прежняя жизнь была отнята. Меня терзали, грубо резали плоть и, казалось, в собственном же сне мне предстоит пережить свою смерть заново, но в какой-то момент пространство вокруг вдруг покрылось тьмой, а мой потенциальный убийца был грубо пробит со спины двумя клинками насквозь. Когда тело обидчика замертво рухнуло на землю, я не увидел никого вокруг, но клинки, которые после убийства тоже исчезли, невозможно было не узнать. Очередной мой кошмар таким образом был завершен, толком даже и не начавшись, но смысл был в другом — я понял послание и поверил в то, что тьма всегда защищает своих детей, пусть в народе это часто и отрицается. Так, маленькими и очень неторопливыми шагами я приходил к мнению, что истина лежит именно во тьме. И хотя зло по-прежнему оставалось мне неприятным, разницу между тьмой и злом я видел просто колоссальную. И презирал тех шадосов, которые считали эти два понятия тождественными.

Был, правда, во всей этой истории один момент, от которого мне становилось не по себе: слишком уж похож был образ, в котором являлся ко мне он, на меня самого. Частенько он тоже смотрел на меня сквозь решетчатый шлем, броня временами чрезмерно напоминала мою же собственную, а сходство закрепленных на предплечьях клинков с «Клодбергами» было до смешного очевидным. Видел я во всем этом какой-то символизм, какой-то постоянный намек, да вот постоянно терялся, как именно его воспринять.
Первое, что я сделал, — это узнал, сталкивался ли кто-то из собратьев-шадосов с чем-то подобным. Было несколько похожих в общих чертах ответов, но в целом стало очевидно, что ни амулет, ни сущность шадоса прямой виной появлению этого странного существа во снах быть не могут, поскольку практически всем это было чуждо. Забавы ради отмечу, что смотреть на меня после таких расспросов стали еще хуже, чем раньше. Благо хоть при желании с согильдийцами можно было не пересекаться вообще никогда, — задания в основном приходили письмами, знай себе выполняй.
Второе мое предположение касалось брони. Поскольку принадлежала она Алетесу, чье имя и обмундирование я на тот момент уже довольно наглым образом позаимствовал, я предположил, что какая-то часть доспеха может быть тем или иным образом заколдована, став в итоге причиной моих странных видений. Грешным образом тогда я даже предположил, что видимая мной во сне сущность, — это и есть настоящий Алетес, сумевший выжить, каким-то чудным образом заключив себя внутри. Тогда, по крайней мере, объяснились бы визуальные сходства существа из сна с моим оснащением, однако мои знания о магии были слишком скудными, чтобы сказать, возможно ли вообще такое даже чисто теоретически. Кроме того, позже один из шадосов хорошо помог мне, заверив, что на снаряжении нет никаких магических эффектов, кроме уже известных. Слову его я склонен был поверить, так что отпала и эта версия.
С течением времени довольно часто появлялись новые предположения, столь же часто они опровергались. В конце концов мне оказалось банально проще верить в исключительную природу этого странного явления, а не искать ему постоянные логические объяснения. Так и поступил.

Знаете, кем бы (или, скорее, чем) не была эта темная сущность, с которой я встречаюсь в своих снах, благодарен я ей не столько даже за тот прекрасный духовный подъем, который следовал за каждым ее визитом, сколько за помощь в осознании нескольких простых истин.
Вопреки довольно популярному мнению, я считаю, что для каждого шадоса конечной целью жизни после перерождения должна стать не бессмысленная месть, но служение высшей цели. И под целью этой я подразумеваю не столько даже воскрешение Темного бога, сколько развитие нашей расы, как таковой.
Я считал себя потерянным, отреченным из-за того, что мое возмездие было свершено сразу после перерождения. Но, скажите, разве не противна концепция жизни ради одной лишь мести? Разве достойна душа второго шанса, если все, что она способна принести с собой в мир, — это ненависть и злоба? Нет, совсем не в этом наше предназначение. Оно гораздо выше.
До встречи с ним я считал себя просто восставшим трупом, отвратительным мешком с мясом, непонятно почему задержавшимся на этом свете. И как же я, черт возьми, ошибался! Именно эти сны показали мне, что шадосы имеют такое же право на существование, какое имеют все остальные. Мы — истинные дети тьмы, сколь бы пафосно это не звучало. И пусть прошлое наше обычно омрачено действительно горькими событиями, люди невероятно ошибаются, когда считают нас изначально способными на одно лишь зло. Мы устали прятаться, устали бояться; ведь шадосы — это, в конце концов, тоже божьи творения! Пусть и не совсем того божка, которого там принято почитать.
Я лишь пытаюсь сказать, что никогда не желал этому миру настоящего зла. Я делал его лучше там, где это было возможно: защищал нуждающихся, подавал бедным, убивал лишь по необходимости и отнимал что-либо только у тех, кто явно бы спокойно пережил парочку украденных серебряков.. но суровые реалии оказались таковы, что на твои поступки всем, в общем-то, плевать. В нынешнем мире шадосы никогда не смогут существовать спокойно, не боясь закончить жизнь в пыточной камере какого-нибудь особо сумасшедшего инквизитора. И это несправедливость, которую можно исправить лишь соответственными методами.
Именно поэтому мы поставим этот мир на колени, и сделаем мы это под прямым руководством нашего создателя. Я лишь хочу, чтобы шадосы, и так настрадавшиеся достаточно, могли иметь хотя бы шанс на долгую и счастливую жизнь. И это, как по мне, достойная цель, за которую не жаль будет даже и погибнуть. За что еще, в конце-то концов, если не за это?