Еще тогда он был младше ее вдвое – нескладный, а оттого такой забавный на ее взгляд мальчишка человеческой расы. Она помнила, что у него в ту пору были очень тонкие пальцы и он показывал фокусы: над сеном летали огненные драконы, которые в итоге подожгли солому, на которой они сидели в тот вечер, и пришлось ее тушить. До сих пор Рена помнила этот запах опаленного сена из полевых трав в сарае на окраине Таллема.
Он был юнцом и мечтал покорить вершины магического искусства, она - смеялась и, прикрыв левый глаз, бросала в него травинки, словно стрелы. Оба они мечтали о славе, но почему-то слава эта была разной.
Он катал ее на широкой спине, а она заявляла, что у него так никогда и не отрастут волосы, хотя свои едва ли собирались в хвост на затылке. Она воровала яблоки и каждый раз клялась, что покупала их на рынке, а он подсаживал ее до нижних веток старого дуба у того сарая с сеном, где они прятались от дождя и лишних глаз.
Она до сих пор помнила тот зачарованный цветок, украденный с клумбы в Магической Академии и то, что он месяц стоял в вазе, помнила, что у него всегда были холодные руки, и можно было посоревноваться, у кого – холоднее, помнила даже, какого цвета у него были глаза, но ничего о нем не знала. Не знала ничего, кроме имени и того, что в жизни ему не очень повезло. Помнила, что редко улыбался, но слышала, как громко бьется сердце и как горят глаза, когда он говорит о магии. И так забавно морщился, когда била его локтем в бок, показывая первую взошедшую звезду и последнюю, притаившуюся в огне рассвета звездочку.
Она так ни разу и не показала ему свой дом, не провела по переулкам в знакомый до каждого камня наемничий квартал, так и не сказала, чем зарабатывает на хлеб, и почему так ловко попадает камнями в яблоки на дереве. Не говорила ни того,что ей уже сорок, не говорила ничего про то, что ее прокляли еще до рождения и не сознавалась ни в чем, кроме того, что ее зовут Морена. У каждого из них были свои тайны, но они знали, о чем молчать, и думали, по крайней мере, Рена, что столько тепла у них может быть только друг для друга.
Тогда каждый камень о чем-то напоминал и, когда он пропал, Рена действительно хотела разнести весь город, чтобы больше не помнить. Память – проклятие того, кто живет долго. Она это поняла года через два, когда взросление, опыт, мудрость так и не приходили, а щемящая ненависть к тому, кто когда-то делал счастливой, разъедала изнутри.
Она его ненавидела. Ненавидела его, и всех прочих мужчин заодно. Ненавидела чисто и безапелляционно и готова была поклясться, что убьет при первой же возможности, лишь бы судьба подбросила ту самую возможность.
Все двадцать лет верила, что набросится тут же, как только увидит, и постепенно даже забывала все хорошее, что их связывало когда-то.
Ночь поздней весны сияла россыпью звезд, разлитым молоком, когда нет туч, и дышалось полной грудью. Слишком хорошо, чтобы добираться до квартала наемников через канализацию, где в отвратительном запахе и крысиной беготне раз от разу хочется блевать. Морена шагала по улице Таллема уверенно, возвращаясь от алхимика с отяжелевшим кошельком, спрятанным в… довольно неожиданном месте, и, спрятав светлые волосы под шарф, в котором старалась наподобие капюшона скрыть не то что бы личность, но половую принадлежность от греха подальше, шагала дальше, разглядывая по большей части звезды, нежели дорогу.
И поплатилась, споткнувшись о чуть выпирающий из мостовой булыжник. Судорожно сглотнув, чуть не полетела, пропахав носом землю, но вовремя удержала равновесие, выпрямляясь как раз вовремя, чтобы оказаться почти лицом к лицу со случайным прохожим на вечерней улице.
-Уйди с дороги, - раздраженно бросила, но все же сама шагнула в сторону, чтобы продолжить свой путь в Наемничий квартал. И только теперь, сделав шаг в другую сторону, подумала, что человек ей показался смутно знакомым, и механизм в голове запускался, а процесс размышления отразился на лице, в нахмуренных бровях и прикушенной губе. В бледном и больном лунном свете на лице явно проступали морщины. А если их убрать и гладко выбрить… И сбавить пару десятков лет… Она замерла на секунду, прежде чем развернуться и, на мгновение перестав соображать, броситься с голыми руками обратно, с явным желанием задушить этого глупого выскочку.
-Клянусь Вирой, я убью тебя голыми руками, - зарычала, не успевая достать сай. А нужно ли оно если всей ненависти хватит на то, чтобы разорвать его голыми руками, а злость подначивает вцепиться в глотку зубами, попробовать кровь. Вампирам, говорят, нравится, а она чем хуже?